Кольцо из склепа

Может, потому, что толком не знал, где искать? Тем более, совершенно не ориентировался во времени.

Начал с 1907-го года и постепенно добирался до революционного 1917-го. Подшивки в архиве были неполные, многих экземпляров не хватало, но я, с упорством одержимого, пунктуально следовал намеченному плану.

Зачем, не мог объяснить самому себе. Что-то меня подталкивало, и я начал поиски сразу, как только мы вернулись в город. Каждый день, уже на протяжении трех недель, я часа два убивал в областном архиве. Благо, как журналист, имел допуск к документам, и доводил до истерики заведующую отделом периодики, которая тщетно пыталась выведать, что меня интересует.

В тот день я листал подшивку "Губернских ведомостей" за 1912 год и дошел уже до той стадии, когда, ни на что, особо не рассчитывая, просто тупо перелистывал пожелтевшие и хрупкие на ощупь страницы. Я уже собрался закругляться и идти обедать, когда взгляд случайно наткнулся на невзрачную заметку в нижнем углу газетного разворота.

Не знаю, что меня привлекло, наверное, просто уловил знакомое сочетание букв.

Еще бы не уловить? Ведь в заметке упоминалась моя собственная фамилия. Точнее, не совсем моя, а, возможно, кого-то из моих предков или, что более вероятно, однофамильца. В заметке сообщалось о том, что отпевание погибшего в результате несчастного случая поручика Троицкого состоится в воскресенье в Преображенском соборе, после чего друзья и родственники смогут попрощаться с покойным на гражданской панихиде.

Сердце у меня екнуло.

Видимой связи с интересующей меня темой не было, мало ли от чего мог погибнуть поручик с моей фамилией, но все внутри меня завопило - "Горячо!"

Я спешно перелистал страницы, заслужив неодобрительный взгляд заведующей, и через несколько номеров нашел еще одну заметку. В ней описывалась панихида и...

Было сказано, что поручик Дмитрий (у него и имя мое?) Троицкий погиб в результате несчастного случая, когда гостил в имении своего бывшего командира, ныне отставного генерала Воронкова. Подробностей случившегося не приводилось. Но на газетной странице была размещена фотография погибшего. И, когда я ее увидел, мне стало по-настоящему дурно. Если снять военную форму и сбрить модные в то время усы, то я бы увидел в издании столетней давности свое собственное изображение.

Мистика!

У меня закружилась голова от нереальности происходящего. Я нашел в себе силы втихаря, чтобы не заметила заведующая, сфотографировать мобильником газетную страницу, после чего захлопнул подшивку и неуверенной походкой направился к выходу.

Бабушку свою по отцовской линии, Анну Федоровну, я живой не застал, а дед Степан, ее муж, погиб в первые дни Великой Отечественной. По рассказам отца я знал, что он был кадровым офицером, еще в гражданскую воевал, кажется, первая мировая его тоже стороной не обошла. Смутно помню, что в школьные годы видел фотографию бравого офицера с Георгием на груди.

Особо о родословной мне никто не рассказывал. Уже потом, во времена горбачевской гласности, отец мой помешался на своих корнях. Лишь только выпивал рюмку-вторую, его, как пресловутого Остапа, несло без тормозов. Суть монологов сводилась к тому, что происходим мы из древнего дворянского рода, берущего начало едва ли не от Рюриковичей. Показывал какие-то бумаги, из которых ничего не было понятно, желтые от древности фотографии. Но никто всерьез его не воспринимал. Он так всех достал навязчивой идеей, что от самой темы тошно становилось.

Когда его не стало, мать сожгла все документы, фотографии и даже записи, которые вел отец. Она болела и уже ничего не соображала. А потом и матери не стало. Родственники, конечно, были, но их разбросало по всему свету, мы с ними не общались, я никого не знал, и они не знали меня.

Так, наверное, и обрываются человеческие корни. Живем лишь памятью о себе, помним родителей, иногда смутно вспоминаем их родителей, а дальше - ночь, пустота...

Раскопать что-то о поручике Дмитрии Троицком не представлялось возможным. Оставалось лишь сожалеть, что я невнимательно слушал отца и не смог уберечь его записи. А также, подключив фантазию, предположить, что, возможно, у деда Степана был брат, который посмел влюбиться в красавицу генеральскую дочь. А чем все закончилось, более-менее известно.

Но теперь уже иной вопрос не давал мне покоя.

Случайно ли мы оказались на берегу озера?

Ведь ехали в гости к другу Влада, ориентировались по карте и, вдруг, ни с того ни с сего заплутали. Тогда все казалось естественным. Посмеялись над Владом, обозвали его Ванькой Сусаниным и больше не ломали над происшедшим голову…