Фредерик Браун - Звон смерти

Дядя Эм вернулся, когда я начал одеваться. Он присел на край кушетки и заглянул мне в глаза:

– Как ты себя чувствуешь, малыш?

– Прекрасно.

– А что стало с тем парнем?

– Каким парнем? – удивился я.

– С тем, кто тебе врезал. У тебя опухла левая щека. Думаю, что против такой болезни прежде всего следует принять порцию бекона.

– Каким образом?

– Через рот – вместе с яичницей и картошкой. Ты сразу почувствуешь себя лучше, а после я смогу как следует намылить тебе шею. Ты готов?

Мы пошли перекусить, и я действительно почувствовал себя лучше. Я сидел, согнувшись, на стуле, ожидая, что дядя Эм начнет задавать вопросы. Но он молчал. Я не выдержал и спросил его первый:

– Как ты узнал? Кто тебе сказал – Хоги или Кэри?

– Я не видел ни того, ни другого. Но когда я вернулся вечером в палатку, мне показалось, что нахожусь на винном заводе. Однако по твоему лицу ничего не скажешь, Эд. У тебя, правда, раздулась щека, но это не очень заметно. Кто угощал тебя выпивкой?

– Я сам во всем виноват, – буркнул я. – Сначала меня угостил Хоги, а Кэри не знал, что я уже изрядно принял, и предложил мне выпить вместе с ним. А потом тип по имени Эд Хантер наклюкался в одиночку.

Я ждал, что дядяЭм начнет ругаться, но он, видимо, и не думал этого делать. Тогда я спросил:

– Есть что-нибудь новенькое?

– О чем ты?

– Ну… вообще обо всем.

– Что-то не очень понятно, – сказал дядя Эм. – Так вот, мы снимаемся сегодня вечером, а не завтра.

– В субботний вечер? Но у нас не хватит времени, чтобы добраться до Саут-Бенда! Мы не сможем открыться в воскресенье!

– Так или иначе, нам здесь больше делать нечего. Метеосводка обещает дождь по крайней мере на три дня. Мы ничего не потеряем, если уедем на день раньше. В Саут-Бенде сухо. А если сегодня вечером будет дождь, соберемся заранее и, может быть, сможем открыться после полудня.

– Но как же быть с этим убийством? Разве полиция позволит нам уехать раньше?

– Что значит один день? В конце концов, они не могут задерживать всю ярмарку. Кстати, сегодня утром я видел твоего приятеля, капитана Вейса. Он разговаривал с Мори по поводу отъезда. Он сказал, что пока нет ничего нового и личность карлика еще не установлена. По его мнению, ты хорошо играешь на тромбоне. Я понял, что ты имел у Вейсов успех.

– Он хороший мужик, – сказал я, – хотя и полицейский.

– Да. Теперь о другом. Мардж мне сказала, что Рита уехала в Индианаполис. Она вчера получила телеграмму как раз перед закрытием, – сказал дядя Эм. – Ее отца сбил грузовик, он в тяжелом состоянии, может, даже умирает. Он хотел ее видеть. – О господи!

Как раз перед закрытием, подумал я; она обо всем уже знала, когда позировала на сцене, а я к ней приставал, как пьяный идиот. Значит, свидание с банкиром не состоялось; она его отменила. Не знаю почему, но меня это обрадовало. Но наши отношения испортились, и это произошло по моей вине. Не стоило радоваться, что она не пошла на свидание, в наших отношениях это ничего не меняло. Тем не менее я был счастлив.

На улице шел дождь. В ту субботу больше ничего не произошло.

Сразу после полудня, когда дождь уже лил как из ведра, мы снялись с места и начали готовиться к отъезду. В этот день никто не пришел посмотреть на место убийства и окровавленный кинжал. Путешествие до Саут-Бенда было довольно продолжительным, и мы решили ехать не в грузовике, а поездом. Дядя Эм заказал два билета в спальном вагоне. До вечера мы болтались в городе и даже успели сходить в кино. Потом, чтобы убить время, выпили пива и наконец отправились на вокзал.

В поезде мне не спалось: я все время думал о Рите и тосковал. То, что она не пошла на свидание, служило мне некоторым утешением. Я и сам понимал, что это глупо: если бы она искала денег, она нашла бы кучу возможностей и без этого банкира.

А вдруг она все-таки пошла на свидание? Что, если она выдумала телеграмму себе в оправдание? Может быть, она действительно провела воскресенье с этим типом? Кто видел эту телеграмму? Стук колес не давал мне заснуть. Я попытался утешить себя тем, что все это не имеет ко мне никакого отношения. Может быть, в эту минуту она находилась у постели умирающего отца, а может, развлекалась с этим подонком. Что это меняло? Если у меня и был шанс понравиться ей, то я его потерял: теперь она меня ненавидела.

Мне показалось, что я рассуждаю здраво и логично, но ни логика, ни здравый смысл так и не помогли мне заснуть.

Кажется, к утру я все-таки отключился. Когда я проснулся, поезд стоял. Я взглянул на часы: они показывали пять утра. До Саут-Бенда оставалось еще два часа пути. Меня разбирало любопытство, и я поглядел в окно, чтобы узнать, где мы находимся. Я увидел, что мы стоим на вокзале большого города. И тут до меня дошло, что это за город. Я совершенно забыл, что по дороге в Саут-Бенд, который находится на севере штата Огайо, мы должны проехать через Индианаполис. Так это был Индианаполис! И у меня в голове загорелась дикая мысль: схватить свои вещи и сойти с поезда. Потом я как-нибудь объяснил бы свою выходку дяде Эму. У меня было достаточно денег, я догнал бы его чуть позже. Я сорвал брюки с вешалки и начал их натягивать. Но тут поезд вздрогнул и тронулся. Это меня отрезвило. Я понял, что чуть было не совершил глупость. Но эта глупость совершенно прогнала мой сон. Нечего было и думать о том, что удастся опять заснуть. Я оделся я прошел в самый конец поезда на открытую заднюю платформу. Здесь я сел и стал смотреть на убегающие рельсы. Они разлучали настоящее с прошлым. Мы удалялись от Индиана-полиса. Это означало, что, может быть, я больше никогда не увижу Риту.