Фредерик Браун - Звон смерти

Кто бы мог подумать, что этот день станет прелюдией к убийству! Ближе к вечеру погода начала портиться, нависли сероватые сумерки, но было тепло. Ярмарочная площадь кишела народом, и нам удалось неплохо заработать. Помню, это был четверг, пятнадцатое августа, четвертый день ярмарочного гулянья в Эвансвилле, штат Индиана. Дождь пошел в половине седьмого, когда мы начинали готовиться к вечерней работе. Обычно это означает для ярмарки катастрофу, но на сей раз никто не огорчился. За несколько недель наших странствий по югу Огайо и Кентукки погода не дала нам ни дня передышки. Мы совершенно вымотались, но у нас наконец завелись денежки. Свободный вечер был весьма приятной перспективой для всех.

Едва мой дядя Эм успел поднять полотняную штору балаганчика, который мы держали с ним на паях, как в темноте забарабанили первые, еще редкие капли.

Эм сдвинул шляпу на затылок и устремил задумчивый взор к небесам; блестящие струйки потекли по его лицу. Тогда он опустил штору и сказал мне с довольной улыбкой:

– Ну что же, Эд, сегодня вечером мы отдыхаем.

– Может быть, это только ливень, – заметил я.

– Нет, зарядило на всю ночь. Да еще, тоге гляди, поднимется ветер. Надо бы укрепить веревки.

Мы убрали бейсбольные мячи, молочные бутылки и две полки с выигрышами и облачились в плащи, а я надел еще и шляпу. Мой дядя Эм расстается со своей разве что когда спит, она вечно торчит у него на макушке. Это черная шля-пас мягкими полями, вроде той, которую носит Шэдоу, 1но на этом его сходство с Шэдоу заканчивается: он маленький и толстый, а его круглую физиономию украшают неухоженные темные усы.

Подтянув веревки, мы укрепили полотняные стенки нашего балаганчика. В этот момент дождь хлынул стеной. Вокруг центральной аллеи забегали циркачи, пытаясь снять вывески. А мы забрались в палатку позади балаганчика, служившую нам местом для ночлега.

Между тем дождь поутих, но дядя Эм сказал, что нечего и надеяться, что он совсем прекратится.

– Сегодня вечером нам не открыться. Пойду-ка я в игорную палатку. А ты мог бы сходить в город, в кино или еще куда-нибудь.

– Я посижу здесь в уголке, – ответил я. – Поиграю немного на тромбоне, а потом почитаю, у меня есть хороший детектив.

Он кивнул и вышел; оставшись один, я зажег свет и достал свой потрясный тромбон, который дядя подарил мне, когда после смерти моего отца мы начали «путешествовать» вместе. Я был без ума от этого тромбона. Некоторое время я сидел, прижав его к груди, чтобы еще раз почувствовать близость своего сокровища. У него была изумительная кулиса, которая скользила легко и бесшумно. Он был позолоченный, и я обожал наводить на него глянец. Держать и разглядывать его уже было для меня счастьем. Я начал с гамм, а потом сыграл несколько мелодия по памяти. Все шло замечательно, но тут на одной из верхних нот я сорвался. Раздался жуткий скрежещущий звук.

Послышался чей-то смех. Я оглянулся и увидел Хоги, который смеялся, просунув голову в прорезь палатки. Затем он вошел. На нем был желтый клеенчатый плащ, блестевший от дождевой воды. Хоги был такого высокого роста, что сразу занял целый угол палатки. Ему пришлось наклонить голову, иначе его шляпа уперлась бы в полотнище.

– Мне почудилось, что здесь кого-то убивают, Эд, – сказал он, – вот я и зашел посмотреть.

Я улыбнулся ему в ответ:

– Ты недавно вернулся, Хоги?

– Несколько минут назад. Все о'кей. На следующей неделе перебираемся в Саут-Бенд. Площадка там не хуже здешней.

С тех пор как агент, занимавшийся нашими делами, нас покинул, Хоги уезжал несколько раз в неделю, чтобы решать наши материальные проблемы. Но обычно его работа состояла в том, чтобы рассказывать сальные анекдоты в маленьких шапито. Число городов, в которых его номер был запрещен, было столь велико, что он решил не выступать до конца сезона.

– Как поживает шимпанзе? – спросил я. Его лицо стало серьезным.

– Bсе еще болеет. Я заскочил в фургон посмотреть, как дела. Улучшений нет. А где Эм? Играет?

Я ответил утвердительно, и он ушел. Дождь припустил сильнее. Он дробно стучал по полотнищу над моей головой. Вдали послышался гром. Его глухой, но грозный рокот невольно внушал страх. Можно сколько угодно рассуждать про облака, которые сталкиваются между собой, – страха этим не уймешь. Гром похож на ворчание ужасного зверя; ты не можешь различить его по тому звуку, который он издает, но чувствуешь, что он огромен, как ночь, а его приближение таит смертельную опасность.