Амир Ваддах аль-Амири - 12 классиков Палестинского сопротивления

Свидетели рассвета

У столичных ворот я встретил его,

растерянного и печального,

в тревожных чертах,

пригнувших его, как кипарис,

застывший и тихий.

Его обвевал ветерок,

нашептывал что-то,

но он не ответит.

Ворота столиц...

Имена городов пусть останутся тайной –

я пою их арабские имена, когда горе ликует

и детей моего народа

срезают снаряды,

я взываю к ним, я кричу, но никто

не ответит.

Они все ушли на запад и север. Жаль,

что они не ушли на восток, жаль,

что они не стали звездами в изгнании,

слуги чужих.

В урожай они пели под соснами,

но то был не их урожай,

а людей без сердец,

овладевших землей изгнания.

Не хороните меня ни в одной из арабских столиц,

все они долго терзали меня,

ничего не давая взамен, только бедность и смерть

и мучеников, погребенных в близком соседстве,

новых родственников,

их в достатке на каждого чужака.

Нет, не хороните меня ни в одной из арабских столиц,

избавьте меня от этого испытания!

У столичных ворот я встретил его

с навсегда поникшей головой –

и бессмертного, как земля Хеврона,

гордого, как горы Сафад.

Он был легок, подобно старому вину,

растекшемуся по телу.

Я соблазнил бы звезды

осветить его пышный отъезд.

Одну звезду, чтоб хранить его,

и одну прекрасную деву,

прильнувшую к нему навсегда.

Мохаммед Али Таха

Родился в 1931 году в Саффурии, деревушке под Назаретом, стертой с лица земли в 1948-м. Мохаммед Али Таха самоучка и начал писать стихи поздно, после пятидесяти лет. Его поэзия очень популярна в Палестине и среди арабов Израиля. Автор нескольких сборников стихов. Живет в Назарете.

тромбоз

я был дитем

когда свалился в пропасть

но не умер

я был слишком юн

когда тонул в реке

и все же выплыл

от противопехотных мин

разбросанных без счета по границам

мой бог привычно

бережет меня сегодня

должно быть ради моих песен

нервных

словно юность

здесь цветок там крик

но я не умираю

на пороге дома

меня пытались резать

как ягненка

тысячи попыток резать горло

от уха к уху

и нефть сгущалась в моих венах

имя бога

и кровь в висках

стучала

будто висельник

босыми пятками о ствол

и успокаивалась

как просвирник

большой и темно-красный

точно знак

предупреждавший

дворцы посольства и суды

а завтра

господи храни нас

умолкнут телефоны

во всех дворцах

и всех борделях

стран залива

кроме одного

в котором голос

прикажет истребить меня

да только я неистребим

я обернусь осколком

шрапнели

лезвием ножа

и поселюсь в их шеях

я останусь

пятном кровавым

с облако размером

расплывшимся

по мировой тунике

© 1999 Фатен аль-Наджар, предисловие.

© 2001 Амир Ваддах аль-Амири, составление, перевод.

Читатели о «12 классиках Палестинского сопротивления»

Z

«Уважаемый Амир, спасибо Вам за интерес к палестинскому народу и Ваш особый вклад в его борьбу».

Худа Имам, директор Центра иерусалимских исследований Университета Аль-Кудс.

Z

«Дорогой господин Ваддах, мы очень ценим то, что Вы даете палестинской поэзии возможность быть читаемой в иной, столь широкой культуре, как русская. Большой удачи Вам».

Махмуд Абу Хашхаш, координатор Программы культуры и науки Фонда А.М.Каттана.

Z

«Привет, Миша! Погляди: тут вот Амир Ваддах aль-Амири из Риги (судя по твоему отклику в его гостевой, ты его в «Словесности» видел) прислал весьма любопытные, на мой взгляд, переводы. Хотя я предполагаю, что реакция на них будет весьма неоднозначной, особенно сейчас, но я за публикацию».

Георгий Жердев, редактор отдела поэзии «Сетевой словесности».

Z

«Когда безмозглые сопляки-палестинцы в нищих лачугах, не скрывая своей радости при известиях об ужасных событиях в Нью-Йорке (а где, в какой системе координат мгновенная гибель тысяч людей, виноватых только в том, что они родились там, где годились, и живут так, как им было назначено жить, может не считаться ужасной?), растопыривают пальцами «виктори» перед си-эн-эновскими телекамерами, это только противно. Но когда образованный человек, говорящий минимум на двух языках, живущий в как бы европейском городе, выражает свое торжество и чувство «наше время пришло!» столь изощренным и тонким образом, как присылка тенденциозных стихов, это уже омерзительно.