Судьба всегда звонит дважды

- Гриш, у тебя есть Машин адрес?

Оз не уточняет, о какой Маше идет речь. Хмурится.

- Бас, ты же знаешь, я в чужие дела не лезу... Но не хватит ли ей уже?

- О чем ты?

- Я видел Машку неделю назад. У нее вид такой, что она готова прибить любого, кто заговорит с ней о тебе. Я вот ее спросил, как ты там... Лучше тебе не знать, что она мне ответила. И каким тоном. Так что... мне кажется, не стоит тебе...

- Оз, ты в чужие дела не лезешь - вот и не лезь! Адрес знаешь?

- Знаю, - с неохотой и после паузы.

- Говори.

_______________

К разговору с Машей он готовился два дня. Точнее, просто выжидал, пока сможет более-менее нормально ходить, не морщась на каждом шаге от боли.

Трость он с собой не взял, обуреваемый все той же гордыней, но в вестибюль Машиного дома вошел, почти не хромая. Консьержа его ответ "Я к Тихомировым в пятьдесят восьмую" удовлетворил - видимо, старания Баса выглядеть прилично не пропали даром. Еще бы и дальше повезло, и Маша оказалось дома. Вероятность этого была невелика, но проверить он мог, только постучав в дверь. С другой стороны, даже если ее нет дома... он всегда может подождать, там у подъезда есть чудная скамейка.

Однако, чуть позже выяснилось, что на консьерже везение Баса кончилось. Дверь ему открыл... о, он сразу понял, кто это. Это Машкин отец, и она на него очень похожа. Те же темные глаза, черты лица так схожи... Очень странно видеть взрослого мужика, так похожего на... крайне симпатичную тебе девушку.

- Здравствуйте. Я к Маше. Она дома? - вежливость и хорошие манеры в Баса не без труда, но вбили. Еще в детстве.

- Так-так-так... Это кто же к нам в гости пожаловал?..

- Извините?..

- Не извиню. Но, заходи, коли пришел, - перед Басом шире распахнули дверь. Только ему заходить не хотелось, ну вот совершенно. Но заставил себя, шагнул через порог.

- Прошу в мой кабинет, - кивком головы обозначил направление его неожиданный собеседник.

- Вообще-то, я к Маше...

- А я так мечтал с тобой поговорить по душам... Бас, - темная бровь, точная копия Машиной, артистически, виртуозно выгибается

Дураком Бас никогда не был. И ситуация ему не нравилась. Не нравился холодный голос, с легкой, так тонко подпущенной издевкой, что достигается только многолетними тренировками. Не нравился мрачный, тяжелый взгляд. И сардоническая улыбка тоже не нравилось. Ох, не к добру все это...

- Вы знаете, я, наверное, лучше Машу на улице подожду.

- В кабинет, живо!

- Нет, право, не стоит. Я лучше... - он сделал один шаг назад, больше просто не успел.

- В кабинет, я кому сказал!!! - Тихомиров не просто рявкнул эти слова. Он еще и прихватил Василия за рукав куртки и дернул все в том же, указанном ранее кивком головы направлении.

Бас покачнулся от неожиданности такого рывка, на ногах он и так стоял с трудом, а тут еще это... Не сдержался, охнул и поморщился от боли. На какой-то миг даже вынужден был схватиться за плечо Машкиного отца, чтобы не грохнуться на пол. Но затем сразу же отпустил.

А тот смотрит на него со смесью изумления и... отвращения. Резко выпускает рукав его куртки и сам отступает на шаг от Баса, словно от прокаженного. Презрительная гримаса искажает его лицо.

- Что ж ты такой убогий-то, прости, Господи? Пальцем не дотронься...

- Извините, - прохрипел Бас, ему дико неловко.

- Хоть раз поступи как мужчина! Что, даже поговорить не можешь прямо? Стыдно?

Бас выдыхает резко. После всего... похоже, у него нет выбора. И он проходит, наконец, куда ему указывают.

Кабинет внушительный, место для уединения и работы солидного человека. Ну да, Машкин папа - денежный мешок. Но Басу сейчас не до деталей. Без приглашения даже не опускается - падает в гостеприимные объятья кожаного кресла, хотя ему сейчас все равно куда - лишь бы не стоять.

Машин отец молча наблюдает за его действиями, но изогнутая бровь и презрительно вздернутый угол рта красноречивее любых слов.

- Итак, расклад такой, - Тихомиров начинает негромко, размеренно. Пальцы сцеплены в замок, сам он показно расслабленно откинулся на спинку кресла, но у Баса отчетливое ощущение, что он видит перед собой человеческое воплощение кобры перед броском. - Я говорю, ты слушаешь. Ясно?

Василий кивает. Машкин отец что-то хочет ему сказать, и, похоже, останавливать его абсолютно бесполезно.

- Вот что я тебе скажу... Бас. Я терпел и молчал, когда моя дочь месяц умирала вместе с тобой. Я согласился отпустить ее к тебе, потому что она говорила, что ей это нужно. Я молчал и тогда, когда она вернулась сама не своя, будто на нее вылили ведро холодной воды. Я все еще терпел и смотрел, как она неделями пропадала на кладбищах с фотоаппаратом. Я стерпел, когда она решила снова ехать к тебе. Я терпел все то время, пока она жила в Париже, вдали от семьи. И все из-за тебя! Но теперь, когда она вернулась второй раз... Такая... такая... - Тихомиров шумно выдохнул, улыбнулся абсолютно шакальей улыбкой и продолжил: - Вот тут мое ангельское терпение закончилось.