Судьба всегда звонит дважды

Долго уговаривать ему Машу не пришлось.

А потом, когда Артем Борисович ушел за кофе и они остались с матерью Баса наедине... Маше страшно неловко, она не знает, что сказать, куда руки деть в обществе такого непонятного для нее человека.

- Мария, - та сама, первая, неожиданно нарушает повисшее за столиком молчание. - Наверное, я должна перед вами извиниться.

- Нет! - только этого еще не хватало! Маша совершенно искренне не хочет, чтобы эта женщина с пронзительными зелеными глазами и тонкими губами унижалась перед ней извинениями. Ничего хорошего из этого не получится. - Нет, ну что вы! Вы совершенно не должны этого делать!

- Именно поэтому, - ее собеседница серьезно кивает, - я прошу у вас прощения. У меня были причины так поступить, но это не оправдание. Прошу меня извинить.

- Конечно! - торопливо соглашается Мария. - Я все понимаю. Вы имели право и... Я правда все понимаю. И...

У Маши действительно нет слов, чтобы правильно сказать, что она чувствует. А мать Баса вдруг легонько гладит ее по плечу.

- Наверное, теперь я могу обращаться к тебе на "ты"?

- Да! Конечно, мадам!

- Арлетт, - старшая из женщин слегка улыбается. - Меня зовут Арлетт.

Последующие часы за "счастливым столиком" были посвящены, в основном, рассказу Маши. Именно потому, что ее расспрашивали обо всем - о семье, об образовании, о работе... Где живет, кто папа, кто мама, где бывала, что видела. Словом, выложить пришлось почти все о себе, и именно поэтому время мучительного ожидания... это плетущееся черепашьим шагом время вдруг как-то незаметно кончилось.

_________________

Она не понимает ни слова из того, что говорит серьезный, невысокий и горбоносый врач - может только вглядываться в мимику и жесты всех троих - его, Артема Борисовича и Арлетт. И именно улыбка Васькиной матери дает ей первую надежду. А потом - слова Литвинского-старшего:

- Ну что, Маша? Будем праздновать?

- Есть что? - еще не давая надежде вырасти в полноценную радость.

- Доктор Рошетт убежден, что есть. Все получилось, как врачи планировали. И даже сверх того. Не исключено, что и вторая операция не понадобится.

Если бы она была одна, наверное, она отреагировала бы иначе. Но сейчас... с людьми, с которыми она пережила эти очень непростые часы, одни их самых сложных за последние месяцы, хотя это вообще было трудное время, но все-таки... Словом, дрогнула Маша. И плакала она на плече Артема Борисовича, и, кажется, Арлетт гладила ее по голове, и негромкий голос Васькиного отца:

- Ну, все, все, Маша. Будет. Все хорошо.

Впрочем, потом Маша понимает, что плакала не одна она.

_________________

Ей позволили пройти в реанимацию, хотя Васька еще без сознания. Более того, ее великодушно оставили с ним наедине.

Она смотрит на него, на бледное лицо с побледневшими же веснушками. Глаза закрыты, тени под ними не только от ресниц. Все-таки как же трудно ему пришлось за последнее время, просто невообразимо. Светло-рыжие волосы разметались по подушке почти по-девичьи. Нет, парня надо срочно стричь. Маша слегка улыбается. И может себе наконец-то твердо сказать: "Все хорошо. Все в порядке. Он выдержал. Он смог".

А потом ее ждет нежданный подарок. Она видит, как дрогнули его ресницы. Взгляд - поначалу совершенно мутный, дезориентированный, непонимающий. Моргнул раз, второй. Прорезалось фирменное Басово выражение лица: "Мне все трын-трава". Маша не дает ему повода первому сказать глупость.

- Привет.

- Привет. Ну что, доктор, - он слегка морщится, - я смогу теперь, после операции, танцевать танго?

Неисправим.

- А до операции мог?

- Неа.

- Ну, значит, и после не сможешь. А вот ходить - запросто. Доктор Рошетт в этом совершенно уверен.

- Правда?

- Да.

- Черт. Блин, - он говорит это тихо и почти безэмоционально. Закрывает глаза и шепчет, с прикрытыми веками: - Неужели, правда?

- Клянусь своим "Никоном".

Он открывает глаза и столько в них... что кажется, будто включили мощную лампу.

- "Никоном"? Это святое. Верю.

- Рад? - она спрашивает об очевидном, но очень хочется с ним поговорить.

Бас медленно кивает, а Маша спохватывается.

- Ой, надо же позвать... доктора там, или медсестру. Ты как себя чувствуешь вообще?

- Выпить хочется просто смертельно.

- Вряд ли тебе сейчас можно, - улыбается Маша.

- Мне категорически нельзя. Но хочется от этого не меньше.

_________________

Над Парижем стоит образцово-показательная поздняя весна, выказывающая твердое намерение перейти в такое же образцово-показательное начало лета. Цветут каштаны, толстые парижские голуби степенно и вальяжно избегают внимания детворы, взлетая лишь по самой крайности. Пожилые парижане играю в "шары", с плавучих ресторанов на канале Урк слышно живую музыку.