Сью Таунсенд - Дневники Адриана Моула

Пришел папа, принес двадцать пять фунтов. Стоял у мамы над душой, пока та отмораживала баранью лопатку. Потом у них начался серьезный разговор насчет их дальнейших отношений. Поэтому я повел пса во двор дрессировать, да все впустую. Он и специалиста до слез доведет.

Понедельник, 22 ноября.

По английскому задали написать сочинение про кого-нибудь. Написал про Рози: "Ее рост – восемнадцать дюймов. У нее большая голова и волнистые черные волосы на манер братца Тука. В отличие от других членов нашей семьи у нее карие глаза. Рот очень маленький, пока она молчит. Когда вопит, рот становится похож на зияющую пещеру. Шейка морщинистая, как у индюшки. Одета в комбинезончик, так что не поймешь, девочка это или мальчик, и всегда с бумажным подгузником. Весь день лежит в постельке, ее вынимают лишь покормить или переодеть. У нее раздвоение личности: то спокойна, то верещит как резаная. Ей всего одиннадцать дней, но она правит домом".

Вторник, 23 ноября.

Звонил сегодня гад Люкас. Мама говорила с ним минут десять, все бубнила себе под нос, чтоб я не слышал. Но я все равно услышал последнее, что она сказала, прежде чем запустить телефоном в противоположную стенку. Потому что она сказала это на уровне нескольких децибел:

– НУ ТАК СДЕЛАЙ АНАЛИЗ КРОВИ! Не иначе, Люкас подозревает, что страдает заболеванием крови. От души надеюсь, что его подозрения оправдаются.

Пятница, 26 ноября.

Сегодня, выйдя за ворота школы, пережил страшный шок – меня ждала Глиста Сушеная. Стояла там, 164

качая старую громоздкую коляску, в которой были Брет и Максвелл. Видик у нее – что твоя беженка из кинохроники времен второй мировой. – Здорово, братан! – завопил Максвелл.

Я думал, это он Брету, ан нет – обращался ко мне! Заткнув ему пасть куском шоколадки, чтоб больше не мог меня позорить, я представил Глисте Пандору:

– Моя подруга Пандора, – сказал я Глисте. – Миссис Дорин Слейтер, сказал я Пандоре.

В мгновение ока обе смерили друг дружку взглядом с головы до пят и лживо друг дружке улыбнулись.

– Какие очаровашки! – воскликнула Пандора, сунув нос в коляску.

– Паршивцы несчастные оба! – заныла Глиста Сушеная. – В жизни бы их не завела, знай я заранее!

– "Знай заранее" что? – поинтересовалась Пандора, изображая святую простоту.

– Что из-за них никакой своей жизни не будет. И не вздумайте иметь детей, – предостерегла она Пандору.

– Хочу шестерых! – заявила та в ответ.

– И при этом стать редактором "Тайме", – с сарказмом вставил я.

– Вот именно! И самой вести художественное оформление!

– Поживете – увидите! – Глиста Сушеная выплюнула эти слова, как цыганка выплевывает проклятие.

Я спросил Г. С., зачем она ждала меня. Та ответила, что жить с моим отцом ужасно, но с бабушкой – еще ужаснее.

– А я-то здесь при чем? – изумился я.

– Просто хотелось сбросить с сердца камень. (И с плоской груди тоже.)

И она покатила коляску обратно к бабушке.

Я не знаю ни одного нормального взрослого. Все как есть психи. Если не дерутся на Ближнем Востоке, то одевают пуделей в пластиковые макинтоши или ложатся в анабиоз. Или читают "Сан" и думают, что это газета!

Суббота, 27 ноября.

Сегодня впервые сменил подгузник.

Завтра попробую сделать это с открытыми глазами.

Воскресенье, 28 ноября.

И как только мама ухитряется менять обгаженные подгузники да еще улыбаться при этом или даже смеяться. Я чуть не грохнулся в обморок, попробовав переодеть Рози без защитного приспособления (прищепка для белья). Видимо, у женщин слабее развиты носовые пазухи.

Интересно, исследовал ли кто-нибудь этот вопрос? Если сдам биологию, могу даже провести исследования сам.

Понедельник, 29 ноября.

После рождения Рози мама совсем обо мне забыла. Она и раньше-то особо обо мне не заботилась – всегда самому приходилось ботинки чистить. Но в последнее время я просто чувствую себя обделенным любовью и лаской. Если вырасту умственно ущербным – ее вина.

Среда, 1 декабря.

Звонила бабушка, захлебывалась от эмоций: Глиста Сушеная, забрав Брета и Максвелла, ушла к отцу Максвелла, вернувшемуся с Ближнего Востока с карманами, битком набитыми необлагаемыми налогом деньгами и игрушечными верблюдами.

По всей видимости, моему отцу начхать, что его лишат отцовства, а отцу Максвелла начхать, что Глиста в его отсутствие прижила ребенка. Я глубоко потрясен. Ужели мне одному суждено оставаться хранителем тех немногих моральных устоев, которые еще не успело утратить наше общество?