Чарльз Маккей Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы

Первый отчет было приказано напечатать и принять к рассмотрению через день. После весьма гневных и оживленных дебатов было утверждено несколько резолюций, осуждающих действия директоров и связанных с ними членов парламента и правительства и объявляющих, что те должны, все без исключения, своим собственным имуществом возместить ущерб, нанесенный ими народу. Их деятельность была названа продажной, позорной и опасной, и было приказано внести законопроект, призванный помочь несчастным пострадавшим.

Г-н Чарльз Стенхоп был первым, кого призвали отчитаться о своем участии в данной афере. Защищая себя, он настаивал, что в течение нескольких лет он отдавал все свои деньги на хранение г-ну Найту и что, какие бы ценные бумаги ни приобретал для него г-н Найт, он расплатился за них сполна. Что же касается ценных бумаг, купленных для него фирмой «Тёрнер, Кэсуолл энд Ко.», то он сказал, что ничего об этом не знает. Все, что было сделано в этой связи, было сделано-де без его санкции, и он не может нести за это ответственность. «Тёрнер, Кэсуолл энд Ко.» взяла ответственность на себя, но для всякого беспристрастного, непредубежденного лица было очевидно, что г-н Стенхоп стал богаче на 250 000 фунтов, находившихся в руках этой фирмы и предназначенных ему. Тем не менее его оправдали с перевесом всего в три голоса. Для его оправдания были приложены величайшие усилия. Лорд Стенхоп, сын графа Честерфилда, по очереди обходил колеблющихся парламентариев, используя все свое красноречие, дабы убедить их либо проголосовать за оправдание, либо отлучиться из палаты. Многих недалеких депутатов из числа мелкопоместных дворян его увещевания сбили с толку, что и привело к известному результату. Оправдание вызвало величайшее недовольство по всей стране. В разных районах Лондона собирались озлобленные толпы; повсюду опасались, что начнутся беспорядки, особенно потому, что многие ожидали подобного исхода от допросов более виновных. Г-н Айлеби, высокая должность и большая ответственность которого подразумевали априорную честность, будь он даже недостаточно честен с рождения, в данной ситуации весьма справедливо считался наиболее вероятным преступником номер один. Его дело было принято к рассмотрению на следующий день после оправдания г-на Стенхопа. Царило сильное возбуждение; кулуары и коридоры палаты заполонили толпы людей, с нетерпением ожидавших результата. Дебаты продолжались весь день. Г-ну Айлеби мало кто сочувствовал; его вина была настолько очевидной и ужасной, что никто не отважился выступить в его защиту. Наконец было единогласно решено, что г-н Айлеби, поощрявший и содействовавший претворению в жизнь губительного плана «южных морей» с целью собственного непомерного обогащения, наравне с директорами компании участвовавший в их пагубной деятельности, приведшей к краху национальной торговли и кредитной системы королевства, в наказание за свои преступления подлежит изгнанию с позором из палаты общин и тюремному заключению в лондонском Тауэре под особой охраной; кроме того, ему было запрещено покидать королевство в течение года (до окончания следующей парламентской сессии) и приказано составить правдивый отчет обо всем его имуществе, с тем чтобы употребить его на пользу тех, кто пострадал от его противозаконных действий.

Этот вердикт вызвал величайшую радость. Несмотря на то что он был вынесен в половине первого ночи, известие о нем скоро облетело весь город. Некоторые люди в знак радости устроили иллюминацию своих домов. На следующий день, когда г-на Айлеби везли в Тауэр, на Тауэрском холме собралась толпа намеревавшихся освистать осужденного и забросать его камнями. Не преуспев в этом, они развели большой костер и плясали вокруг него, переполняемые весельем. Костры были разведены и в других местах; в Лондоне царила праздничная атмосфера, и люди поздравляли друг друга, словно они только что избежали великого бедствия. Ярость, вызванная оправданием г-на Стенхопа, разрослась до таких масштабов, что никто не знал, чем бы все кончилось, удостойся г-н Айлеби той же милости.

Радости людям прибавило то, что сэр Джордж Кэсуолл, один из совладельцев «Тёрнер, Кэсуолл энд Ко.», на следующий день был исключен из состава палаты общин, приговорен к заключению в Тауэр и штрафу в 250 000 фунтов.

Далее была рассмотрена та часть отчета тайного комитета, что касалась графа Сандерлендского. Предпринимались все усилия, чтобы снять обвинения с его светлости. В силу того, что заведенное против него дело основывалось главным образом на свидетельских показаниях, полученных от сэра Джона Бланта, были приложены все усилия к тому, чтобы поставить под сомнение слова сэра Джона, особенно в свете ущерба, наносимого ими чести пэра и члена тайного совета. Графа защищали все без исключения сторонники кабинета министров; высказывалось мнение, что обвинительный приговор приведет к власти кабинет министров партии тори. В конце концов граф был оправдан 233 голосами против 172, но страна была убеждена в его виновности. Повсеместно выражалось сильнейшее негодование, а в Лондоне вновь собирались озлобленные толпы. К счастью, никаких беспорядков не произошло.