Чарльз Маккей Наиболее распространенные заблуждения и безумства толпы

Так появилась теория Месмера. Он написал о своем открытии во все научные общества Европы, сопроводив свой отчет настойчивой просьбой о проведении экспертизы. Ему ответила только Берлинская академия наук, и ее ответ был всем, чем угодно, только не одобрением его системы или лестным отзывом в его адрес. Это его, однако, не обескуражило. Всем, кто хотел его выслушать, он заявлял, что магнетическое вещество, или флюид, пронизывает Вселенную и содержится в каждом человеке, способном передавать его излишек другому человеку усилием воли. В его письме к одному из венских друзей есть такие строки: «Я обнаружил, что магнетическое вещество — это почти то же самое, что и электрический флюид, и что оно может распространяться точно таким же образом: через промежуточные тела. Сталь — не единственный материал, пригодный для этой цели. Я магнетизировал бумагу, хлеб, шерсть, шелк, камни, кожу, стекло, дерево, людей и собак — короче, все, к чему прикасался, — до такой степени, что сии вещества оказывали на больных такое же действие, как и магнетит. Я заряжал лейденские банки291 магнетическим веществом так же, как их заряжают электричеством».

Пребывание Месмера в Вене недолго было для него таким приятным, как ему того хотелось. К его притязаниям относились с презрением или безразличием, а случай с мадемуазель Эстерлин в большей степени дискредитировал, нежели прославил его. Он решил сменить сферу деятельности и отправился в путешествие по Швабии и Швейцарии. В последней из упомянутых стран он познакомился со знаменитым отцом Гасснером, который, как и Велентайн Грейтрекс, занимался изгнанием бесов и исцелением больных наложением рук. При его приближении у болезненных девушек начинались судороги, и ипохондрики мнили себя исцеленными. Ежедневно его дом осаждали хромые, слепые и истеричные. Месмер сразу же признал действенность его метода и заявил, что она является наглядным подтверждением недавно сделанного им открытия. Ему немедленно была предоставлена возможность апробировать свои манипуляции на нескольких пациентах священника, и у тех появились симптомы заболеваний, на которые они жаловались. Далее он попробовал свои силы на бедняках, лежавших в больницах Берна и Цюриха, и, согласно его собственному (но никем не подтвержденному) сообщению, преуспел в излечении одного больного офтальмией и одного — gutta serena. Составив письменный отчет об этих достижениях, он вернулся в Вену, надеясь заставить своих противников замолчать или хотя бы вынудить их уважать его только что приобретенную репутацию и повнимательнее изучить его систему.

Его второе появление в столице Австрии не добавило ему популярности по сравнению с первым. Он взялся за лечение некоей мадемуазель Париди, которая была полностью слепой и припадочной. Он несколько раз магнетизировал ее, после чего объявил, что она излечилась, ибо он сделал все для того, чтобы это произошло. Барт, один из выдающихся окулистов того времени, нанес ей визит и заявил, что она не прозрела ни на йоту, а члены ее семьи засвидетельствовали, что она так же подвержена припадкам, как и прежде. Месмер же настаивал на том, что она выздоровела. Подобно одному французскому философу, он не позволял фактам быть помехой его теории292. Он заявил, что против него составлен заговор и что мадемуазель Париди по наущению своей семьи притворяется слепой для того, чтобы повредить его репутации!

Последствия этого мнимого исцеления убедили Месмера в том, что в Вене ему делать нечего. Таким, как он, было место в Париже — праздном, беспутном, охочем до развлечений и разных новшеств; туда он и отправился. Он приехал в Париж в 1778 году и занялся саморекламой и пропагандой своей теории среди ведущих медиков города. Поначалу он добился только того, что над ним смеялись, не оказывая ему покровительства. Но он был исключительно самоуверенным человеком и обладал упорством, которое не могли сломить никакие трудности. Он снял пышные апартаменты, которые открыл для всех, кто хотел испытать новую силу природы.

Одним из новообращенных стал месье Делон, доктор с солидной репутацией; и с этого времени животный магнетизм, или, как некоторые называли его, месмеризм, вошел в Париже в моду. Женщины были от него без ума, и их восторженная болтовня прославила его во всех слоях общества. Месмер был в центре всеобщего внимания: дворяне и простонародье, богатые и бедные, легковерные и скептики — все спешили убедиться в силе этого могущественного мага, чьи посулы были так грандиозны. Месмер, понимавший, насколько важно пустить пыль в глаза, решил, что ради большей привлекательности магнетизма не следует скупиться на затраты. Во всем Париже не было дома, равного резиденции месье Месмера по изяществу обстановки. В ее просторных салонах, почти сплошь покрытых зеркалами, царило неяркое, внушавшее благоговение освещение, создаваемое дорогими витражными стеклами. Коридоры наполнял аромат цветущих апельсиновых деревьев; в античных вазах, стоявших на каминных полках, курились ценнейшие благовония; из отдаленных комнат доносился мелодичный перезвон Эоловых арф293, а поддерживаемую в доме таинственную тишину, сохранения которой требовали от всех посетителей, временами нарушал раздававшийся сверху или снизу негромкий и приятный женский голос. «Знал ли мир что-либо, столь же восхитительное!» — восклицали все парижские эстеты, стекавшиеся в дом Месмера в поисках приятных впечатлений; «Замечательно!» — изрекали псевдофилософы, верившие во все, что было модным; «Забавно!» — говорили пресыщенные развратники, испившие чашу чувственного наслаждения до дна и приходившие посмотреть на судороги прелестных женщин, надеясь обогатить себя новыми ощущениями.