Ардаматский В.И. - САТУРН ПОЧТИ НЕ ВИДЕН

- В такой последовательности это выглядит, конечно, странно, - согласился Рудин. - Но вы не знаете, что произошло между тем, как я сдался в плен и пришел в комендатуру.

- Вас передумали брать в плен, - без тени улыбки сказал Андросов.

- Нет, меня взяли. Но вместо того чтобы прислушаться к моему предложению о сотрудничестве, меня отправили в лагерь военнопленных. Мало того, это случилось в ту ночь, когда лагерь перебазировали в тыл. Никто со мной не поговорил, меня сразу сунули в эшелон, а я из него бежал - выпрыгнул из вагона на ходу, вернулся сюда и явился в военную комендатуру. Все это вам нетрудно проверить. Я находился в последнем вагоне эшелона, мои бумаги остались, вероятно, у солдата, сопровождавшего этот вагон.

Андросов подождал и спросил с иронией:

- Итак, вы выпрыгнули из поезда специально для того, чтобы предложить ваши услуги нам именно в этом городе и ни в каком другом?

- Да, - последовал твердый ответ Рудина.

Андросов сделал на листе бумаги пометку «Проверить бегство» и спросил:

- А почему вы не подумали, что в глубоком тылу, куда шел эшелон, в более спокойной обстановке, чем здесь, немецкое начальство разобралось бы в вашей истории гораздо лучше?

- Наоборот! - горячо возразил Рудин и изложил уже известное нам объяснение: сдавшись в плен, он считал, что все последующие объяснения с немецким начальством должны происходить в условиях, когда этому начальству легче легкого проверить каждое его слово.

Рудин видел, что Андросов это его объяснение принял. В разговоре наступила пауза. Андросов сделал пометку «Проверить пленение», бросил на стол карандаш, облокотился на стол и, глядя в глаза Рудину, спросил:

- Что побудило вас сдаться в плен?

Рудин вытащил из-за подкладки потрепанный конверт с письмом отца и протянул его Андросову.

- Вот вам причина номер один.

Рудин видел, как Андросов профессиональным взглядом, что называется, ощупал конверт и письмо.

- На первой странице несущественное, - пояснил Рудин. - Обычные стариковские жалобы. Читайте на обороте, в конце.

Но Андросов прочитал все письмо. Прочитал и положил возле себя. Он подождал довольно долго, потом спросил:

- Итак, в вас проснулась кровь, подняла крик, и вы по ее зову пошли вытворять невероятное? - Андросов серьезно, даже грустно усмехнулся и сказал: - Перестаньте, это несерьезно. Говорите правду, это для вас во всех отношениях будет лучше.

Рудин пожал плечами, помолчал, потом вдруг понимающе посмотрел на Андросова и торопливо проговорил:

- Извините меня, пожалуйста, я не подумал…

Андросов удивленно уставился на него.

- О чем?

- Может, вам неприятно напоминание про голос крови? Извините ради Бога.

- Да вы что, с ума сошли? Что вы мелете? - почти до крика повысил голос Андросов. Но тут же он овладел собой и небрежно спросил: - Итак, вы настаиваете на версии о кричащей крови и больше никаких мотивов своего поступка назвать не можете?

- Остальное субъективно в еще большей мере, - удрученно произнес Рудин.

- А все же что? - настаивал Андросов.

- Нелады с командованием отряда.

- Конкретно, пожалуйста. Характер неладов. Политический? Личный?

Рудин удивленно посмотрел на Андросова.

- Да что вы, право! Я же был рядовым бойцом, да еще переводчиком без работы, поскольку пленных у нас не было. Просто в отряде меня почему-то невзлюбили, дали мне прозвище Полуфриц. В общем, несправедливое хамье, и все… - Рудин будил у Андросова воспоминания о его собственных неприятностях в Риге, пережитых им.

- Что за отряд? Где его база? - Андросов явно уходил от этой темы.

- Лиговинские болота.

- Лиговинские? - удивился Андросов и, достав из стола какие-то бумаги, стал их просматривать. - Вы говорите правду?

- Только правду. На ваших картах показано, что эти болота непроходимы. Но это не так. В центре болота есть остров и к нему безопасные тропы.

Андросов удивленно посмотрел на Рудина.

- Сколько человек в отряде?

- Около двухсот. Большая часть - местные, остальные заброшены, как и я, из Москвы.

- Командир местный?

- Да.

- Фамилия?

- Я знаю только его партизанское имя - дядя Николай.

- Кто он был до войны?

- Судя по всему, партийный деятель. Причем из тех, кто уверен, что каждое его слово - это божья искра гениального ума. Его любимое изречение: «Фриц сам лезет в петлю, наше дело подтолкнуть его в спину». И это глубокомысленное заключение он сделал, сидя в болотной землянке.

Андросов пожал плечами.

- То же самое, только чуть другими словами твердит московское радио.