А в особенности любили и ценили его дамы… любили именно потому, что он поистине был их покровителем и при разводах и при других зависящих от него обстоятельствах. Был управдом джентльмен.
Теперь он сидел у себя в квартире перед только что раскупоренной бутылкою русского хлебного вина и размышлял, выпить ли всю бутылку сразу или половину выпить, а половину оставить на завтра.
Поэтому, услыхав стук в дверь, он недовольно крикнул: «Ну» – и, увидав Слизина, сказал: «Какого черта, граждане, вы ко мне на квартиру ломитесь ещё и в воскресенье… Есть для этого контора».
Но при этом, случайно вглядевшись в лицо Семёна Петровича, прибавил он несколько мягче:
Ну, что там? Налоги, что ли, все отменили?
Семён Петрович действительно имел вид, до крайности ошалелый.
Я бы не решился, если бы не такое дело… Просто такое дело…
Ну, что?
Вы себе вообразить не можете… только я очень попрошу, чтобы все это между нами… щекотливое дело.
Как ни силился управдом, а лицо его так и распухло от любопытства. «Наверное, с бабами что-нибудь»,- подумал он.
Да вы говорите, тут никто не подслушает. Эти в церкви, а те на собрании.
И он кивнул сначала на одну стену, потом на другую.
Видите ли,- начал Семён Петрович тихим и взволнованным голосом,- вчера вечером собрались у меня гостишки и стали баловаться.
Канализацию, что ли, повредили?
Да нет… стол вертели, знаете… спиритизм.
Так.
Я, конечно, был против, но не гнать же мне их… и начали, можете себе представить, вызывать… духа.
Духа?
И, вообразите, вызвали…
Гм! Скажите на милость!
Только дух-то возьми и воплотись… Одним словом, сидит он теперь у нас да и все тут.
Как сидит?
Просто вот так, обыкновенно сидит на стуле.
А гости?
Гости вчера ещё разошлись.
Гм… А он кто же такой?
В том то и дело… только это уж между нами… Я вас очень прошу, дорогой товарищ.
Ладно, сказал ведь!
Французский король… не теперешний, а прежний… Генрих Четвёртый.
Что за история!..
Шляпа, знаете, с пером и плащ… прямо на белье… Я уж ему свой пиджак дал… Ежели кто придёт, скажу – знакомый.
Управдом вдруг рассердился.
Как же это вы, граждане, такие пули отливаете. Ведь есть же правило… Без прописки нельзя ночевать ни одной ночи.
Да ведь, товарищ, разве это человек… дух ведь это.
А с виду-то он какой? С глазами, с носом?
Всё как следует…
Не то чтоб скелет?
Да нет…
Ну, стало быть, вы его обязаны прописать. А не то – вон его.
Не идёт… Скандалит… пулярдок каких-то требует… Кофе «Чаеуправления» не пьёт: подавай ему «имени товарища Бабаева».
Да как же он по-русски-то?
Духи на всех языках могут.
Что-то это чудно. Придётся в милицию вам сбегать.
Да ведь, товарищ, родной, как же я в милиции заявлю-то? Советское лицо, фининспектор и вдруг спиритизмом занимается… Говорят, не разрешается это.
Конечно, по головке за это не погладят… Экие вы какие, граждане. И чего вам только нужно? Ну, живёте себе и слава богу, а тут приспичило вам духов каких-то вызывать.
С юрисконсультом, что ли, каким посоветоваться. У меня есть один знакомый!
Управдом задумался.
Советоваться вы, конечно, можете, а все-таки я обязан на него посмотреть.
Только уж, ради создателя, никому…
Ну, это там видно будет…
Управдом запер водку в буфет, и они пошли по так называемой чёрной лестнице, ногами распихивая ободранных кошек, ибо твари эти пренеуютно спали на самой средине ступенек.
Войдя в квартиру, они, чтобы не вспугнуть духа, к двери приблизились на цыпочках.
Управдом присел на корточки, закрыл один глаз ладонью, а другой приложил к замочной скважине.
Просидев так минуты три, он выпрямился и сказал как-то чудно:
М-да…
Затем оба пошли в кухню.
А все-таки прописать вы его обязаны,- произнёс он,- он ведь не бесплотный… дух-то…
Товарищ дорогой, ну, а документы?..
Граждане, это уж ваше дело за своими жильцами смотреть.
Да ведь он же не жилец!..
Однако живёт…
Семён Петрович с отчаянием развёл руками.
Вся надежда на юрисконсульта,- сказал он,- схожу к нему… главное, тема такая, язык не поворачивается…
Управдом махнул рукой и вышел, оставив Семёна Петровича в обществе семи блестящих примусов.
Юрисконсульт был после товарищеского юбилея и зевал так, что челюсти трещали на всю квартиру.
Генрих Четвёртый? – спросил он, закуривая и размахивая спичкой,- это тот, что ли, который в Каноссу ходил? Или… а-у-а (он зевнул)… французский?
Читать дальше