Анна Голубева - Россия - характеры, ситуации, мнения. Книга для чтения. Выпуск 3. Мнения

Пе́рвые ча́шки души́стого ча́ю мгнове́нно разогре́ли все э́ти иде́и. Из движе́ния их на́чало постепе́нно образо́вываться то, что называ́ют о́бщим разгово́ром. Ка́ждый из собесе́дников на́чал неприме́тно вести́ разгово́р к свое́й иде́е.

Кароли́на Его́ровна говори́ла о дворе́. Серге́й Ильи́ч скака́л вокру́г её расска́за и не находи́л нигде́ ме́ста, чтоб вскочи́ть в него́ на свое́й англи́йской ло́шади. Кароли́на Его́ровна уже́ сходи́ла с дворцо́вой ле́стницы и стоя́ла за коло́нной, ожида́я, пока́ подаду́т каре́ту, Серге́й Ильи́ч уже заговори́л о коло́нне, уже́ хоте́л сказа́ть, что ви́дел её там, проезжа́я в э́ту мину́ту по пло́щади на свое́й англи́йской ло́шади, как Пётр Петро́вич схвати́л э́ту коло́нну обе́ими рука́ми и на́чал рассужда́ть об архитекту́ре – перестра́ивать все дворцы́ и дома́, протя́гивать фронто́ны во всю длину́ зда́ний, воздвига́ть а́рки в готи́ческом сти́ле и восхища́ться фо́рмой куполо́в у афиня́н. Тут он упомяну́л о ку́поле собо́ра Свято́го Па́вла в Ло́ндоне, и Серге́й Ильи́ч перешёл к анекдо́ту об англи́йских вора́х, от кото́рых перешагну́л он в англи́йский парла́мент, кото́рый пря́мо приводи́л его́ к англи́йским лошадя́м и к его́ верхово́й езде́. Я уже́ ви́дел, как он в мы́сли седла́л свою́ ло́шадь.

По несча́стью, он произнёс сло́во «промы́шленность» – как не произнести́ его́, говоря́ об А́нглии! – и проигра́л де́ло: Ива́н Ива́нович, кото́рый в тот са́мый день дёшево купи́л на аукцио́не две кита́йские ку́клы, возрази́л, что кита́йцы не уступа́ют англича́нам в то́нкости и изя́ществе изде́лий. Уда́р был ло́вкий и счастли́вый: он откры́л Ива́ну Ива́новичу прекра́сный слу́чай вы́ложить всю ста́рую бро́нзу, ку́пленную им о́чень дёшево вме́сте с ку́клами.

…Несча́стный Ива́н Ива́нович! Напро́тив тебя́́ сиде́л Илья́ Серге́евич с па́смурной иде́ей петербу́ргского кли́мата!.. Илья́ Серге́евич давно́ уже́ иска́л слу́чая сказа́ть, что вчера́ шёл дождь, а сего́дня поутру́ была́ прекра́сная пого́да, кото́рая ско́ро смени́лась холо́дным ве́тром, и не успе́л вста́вить э́то наблюде́ние ни в придво́рные ве́сти Кароли́ны Его́ровны, ни между афи́нских куполо́в Петра́ Петро́вича, ни в англи́йский парла́мент Серге́я Ильича́. Тепе́рь пришла́ его́ о́чередь.

– Позво́льте вам заме́тить, – сказа́л он, вы говори́те о кита́йской промы́шленности и сра́вниваете её с европе́йской. Образо́ванность Кита́я неподви́жна; он не измени́лся в тече́ние четырёх ты́сяч лет…

Вы, ве́рно, поду́маете, что Илья́ Серге́евич действи́тельно хоте́л говори́ть о Кита́е и сра́внивать его́ образо́ванность с на́шею? О, как вы жесто́ко ошиба́етесь! Илья́ Серге́евич заговори́л о неизме́нности Кита́я еди́нственно потому́, что ви́дел возмо́жность легко́ перейти́ от неё к переме́нчивости петербу́ргского кли́мата.

– Но господа́! – э́то бы́ло ска́зано по-францу́зски Софи́ей Никола́евной, кото́рая ми́гом поняла́ всю по́льзу но́вого предме́та: она́ наде́ялась, что по слу́чаю кита́йской образо́ванности зайдёт речь о кита́йских носа́х, кото́рые о́чень некраси́вы, и что все, коне́чно, заме́тят её но́сик, составля́ющий коренну́ю иде́ю её ло́гики. – Но, господа́, – сказа́ла она́, – вы принима́ете сто́рону таки́х безобра́зных люде́й, что я начина́ю сомнева́ться в ва́шем чу́встве прекра́сного.

Тут пошёл разбо́р кита́йского лица́, и все при́няли уча́стие в разбо́ре. Но́сик Софи́и Никола́евны сия́л в э́то вре́мя, как Галле́ева коме́та, кото́рая ещё не сия́ет, но бу́дет сия́ть.

Я не ста́ну опи́сывать подро́бности дальне́йшего хо́да вчера́шней бесе́ды. Она производи́лась таки́м же о́бразом до са́мого конца́.

Катери́на Па́вловна говори́ла о́чень ми́ло о сча́стье по по́воду очко́в поэ́та.

Фёдор Тимофе́евич, услы́шав речь о сча́стье, рассказа́л свои́м сосе́дям, как он три дня наза́д три ра́за вы́играл в ка́рты. Тако́го сча́стья он никогда́ ещё не ви́дывал!

Ива́н Ива́нович отыска́л-таки возмо́жность порассказа́ть исто́рию о ста́рой бро́нзе, ку́пленной им с молотка́, и вообще́ говори́л об э́том о́чень хорошо́.

Пото́м зашёл разгово́р об еги́петских дре́вностях. И так да́лее.

Расходя́сь, мно́гие из нас повторя́ли: «Ре́дко найдётся друго́й дом в Петербу́рге, где бы бесе́да была́ так образо́ванна и прия́тна, как у Па́вла Аполло́новича!» Одни́м сло́вом, все бы́ли в восхище́нии – исключа́я меня́ да ещё Ильи́ Серге́евича, кото́рого иде́я пропа́ла без по́льзы, потому́ что во весь ве́чер ему́ ни ра́зу не пришло́сь к сло́ву сказа́ть что́-нибудь про петербу́ргский кли́мат. Бе́дный Илья́ Серге́евич! Я слы́шал, одна́ко ж, что по́сле на́шего ухо́да, когда се́ли игра́ть в ка́рты, он успе́л слегка́ намекну́ть, что вчера́ шёл «до́ждик». И я о́чень рад э́тому!