Thomas Mann - Der Tod in Venedig / Смерть в Венеции. Книга для чтения на немецком языке

© КАРО, 2008

И в новеллистике он проявлялся по преимуществу как художник эпического склада. Он сознательно пренебрегал основным жанровым признаком новеллы – сюжетностью – и строил свои новеллы на иной основе – на обстоятельном описании характеров действующих лиц и их психологии, на раскрытии их внутренней драмы – следствии разлада с жизнью, жесткость и бесчеловечность которой неотделима от бесцветной прозаичности буржуазного бытия… Роднит всех его разнохарактерных героев и подчеркнутая непохожесть – внешняя и внутренняя – на обычных буржуазных обывателей.

Новеллы Томаса Манна реалистичны, как и все его творчество, ибо писатель ясно и строго прослеживал в них объективную основу поступков и психологических движений героев. Проникнутые состраданием и любовью к человеку, они. отличались от раздерганных, нервозных произведений писателей декаданса. Писатель сознательно наделяет своих героев болезненностью, считая ее «небуржуазной формой здоровья», которая несет с собой освобождение от тусклости повседневности.

Рассказ «Тристан», названный им здесь (в письме к брату в 1900 году) «горько-меланхолической» новеллой, а в другом письме, словно бы в опровержение этой характеристики, «бурлеском», то есть произведением преувеличенно комедийным, был, однако, не просто средством успокоения совести, тяготившейся отсутствием зримой продукции, и уж, конечно, не в первую очередь средством поправить денежные дела… Потребность в ней была более глубокого свойства. Обе авторские характеристики не опровергают, а дополняют одна другую. Главный персонаж «Тристана», декадентский писатель Детлеф Шпинель – фигура комическая, но одновременно и жалкая, вызывающая грустное чувство.

Отчетливее и полнее всего его (Т М.) полемика и борьба с декадансом проявилась в новелле «Смерть в Венеции», обозначавшей важную веху его духовной эволюции. Томас Манн уподобляет Ашенбаха и художников его типа святому Себастьяну, силой веры в свое предназначение и убежденностью в ценности собственного искусства превозмогающих мучения творчества. Томас Манн приходил к выводу, что антиномия между искусством и буржуазной действительностью неразрешима для тех писателей, кто погружается в самодовлеющее служение искусству, утрачивая связь с положительными сторонами жизни… Он сознает, что искусство, замкнувшееся в себе, лишается гуманистической широты, излучая холод равнодушия к человеку, и вырождается. (Б. Сучков)

Страсть как унижение и конфуз – важнейший мотив «Смерти в Венеции», но конфликт, заканчивающийся смертью писателя Ашенбаха, не исчерпывается столкновением достоинства, степенности, рассудительности с темной стихией чувств. Здесь эта эротическая стихия оказывается только условным, символическим обозначением распада, упадка, хаоса. Смерть Ашенбаха. словно бы говорит, что его добродетельная дисциплина, его нравственность, его стоицизм были не преодолением, а маскировкой упадка, который царит вокруг него и уже захватил его самого, упорного бюргера. (С. Апт)

Первым произведением Томаса Манна, где затронута проблематика борьбы против фашизма, явился рассказ «Марио и волшебник», немедленно по выходе включенный правительством Муссолини в индекс запрещенных книг. Рассказ этот, написанный в непритязательной форме путевых заметок, отличался многозначительностью политического подтекста. Отдельными разрозненными штрихами, без нажима и прямого осуждения Томас Манн наглядно демонстрировал, как сказался фашистский строй в повседневной жизни маленького итальянского курорта. Дух шовинизма и воинственного высокомерия, которым охвачены не только взрослые, но и дети, невежество мещанских масс и их угодливость перед власть имущими, мелочный произвол местных чиновников – все это характеризует нравы страны, где утвердился реакционный антинародный режим. Именно в такой атмосфере могут благоденствовать авантюристы, наподобие шарлатана-гипнотизера Чипполы, который на потеху публике издевается над «маленькими людьми», превращая их в покорных исполнителей любой своей прихоти. Неожиданный финал рассказа – бунт молодого официанта Марио, который, не желая сносить унижений, убивает гипнотизера, – воспринимается как ободряющий символ. И смысл этого финала подчеркивается итоговым авторским признанием: «Страшный, роковой конец. И все-таки конец, принесший освобождение, – так чувствовал я тогда, так чувствую и по сей день, и не могу чувствовать иначе!»