Мира Лин Келли - Линия жизни

И вдруг спиной она ощутила знакомое тепло, электрический заряд, как обычно бывало вблизи Гаррета.

– Вы закончили?

– Это тебя не касается… – невольно вырвалось у нее, и она сразу пожалела, что не смогла удержать этих обидных и нечестных слов.

Она же знала, что он здесь, что он наблюдает за ней, она чувствовала на себе его взгляд. И хотя встреча с Полом была для нее неожиданностью и реакция на его появление совершенно искренней, но, поскольку ей было известно, что все это время Гаррет не сводит с нее глаз, его это касалось ничуть не менее прочих.

– Неправда! – рявкнул Гаррет. Воздух между ними завибрировал от напряжения и злости. – Ты едешь со мной или я еду с тобой?

Николь резко обернулась:

– Никто никуда не едет, Гаррет. Он придвинулся вплотную.

– Ты ведешь себя так, будто кое-что выпрашиваешь.

От такого оскорбления у Николь захватило дух. Она сделала шаг назад, еще, потом обернулась и буркнула, обращаясь к Полу:

– Передай от меня привет Джессу. Завтра я ему позвоню.

Николь с тяжелым пыхтением ворвалась к себе домой и даже не позаботилась о том, чтобы закрыть дверь, которая ударилась о стену и осталась распахнутой настежь. Памятью она то и дело возвращалась на галерею, по-всякому переиначивала каждую сцену и жалела о том, что не было сказано. О том, что ей хотелось крикнуть ему в лицо.

Да как он смеет!

«Ты ведешь себя так, будто кое-что выпрашиваешь» .

Она швырнула ключи на книжную полку и закусила губу. Да пошел он к черту!

Позади тяжело ухнула, закрываясь, дверь, звякнул замок. По всему телу прошла нервная дрожь, кожа горела. Николь обернулась и сердито зыркнула на Гаррета.

– Что, не ждала? – усмехнулся он, снимая галстук.

– Нет.

– Неправда, – тихо и угрожающе проговорил Гаррет, отбросил галстук и расстегнул две верхние пуговицы на рубашке. После третьей пуговицы сердце у нее на миг остановилось, ноги сами по себе пошли назад.

Гаррет двинулся следом.

Так Николь очутилась в столовой, прижатая спиной к столу. Она не знала, далеко ли это зайдет и что он вообще собирается делать. Она не могла ни отвернуться, ни прогнать его прочь. Не могла положить конец этому противостоянию, вышедшему за рамки здравого смысла.

Потому что отчаянно нуждалась в нем.

Жаждала запретного плода.

– А ты думала, что когда я увижу, как другой мужчина касается тебя, – его руки скользнули ей под юбку, – то сойду с ума? Ты нарочно это делала? Ты считала, что поставишь меня на колени, Николь? – Гаррет упал сначала на одно, затем на оба колена. Потом расстегнул пояс на ее юбке.

– Что ты делаешь, Гаррет? – слабым от отчаяния голосом поинтересовалась Николь.

– То, чего тебе хочется.

Не успела она возразить, что она сама не знает, чего ей хочется, как он вскочил и впился ей в губы. Но в глазах у него не было любви, только холодная злость.

Наглец, как он смеет?

Она должна немедленно дать ему пощечину и выставить вон.

Его нужно остановить, потому что сам он не остановится.

Он даже не понимает, как далеко зашел!

Но Гаррет уже поднял ее и опрокинул на стол. Ее ноги очутились у него на плечах. Она лежала открытая, обнаженная, готовая к пиршеству. Его пиршеству. Как трофей, доставшийся ему после победы. Он победил. Доказал себе и ей, что никто другой не имеет права касаться ее. Ничто другое не имеет значения. Ни гордость, ни любовь, ни чувства.

Его поцелуи казались другими. В них не было ни следа нежности или теплоты. Сила, власть, требовательность – вот что в них было. Но она принимала их с жадностью, даже с алчностью. Он целовал ее, лизал, кусал, пока она не стала извиваться под ним, тяжело дыша. Тогда он впился в нее и начал методично, ритмично сосать, убыстряя темп. Хорошо. Но слишком быстро. Слишком сильно. Всего слишком много, но недостаточно. Ее едва не разорвало надвое.

– Гаррет! – крикнула она. И последняя волна оргазма иссякла.

Это был чистый секс, и она знала это. Пусть даже так, но ей хотелось большего. Хотелось ощутить прикосновение его тела, гладкость его кожи, услышать его хриплый стон у себя на плече, грохот его сердца в себя в груди. Но он обернулся камнем. Сделался недвижим. Он больше не смотрел на нее. Не нужно было видеть его глаза, чтобы это понять. Она вдруг смутилась своей наготы, ей захотелось прикрыться. Более уязвимой она не была никогда в жизни.

– Гаррет? Мы можем поговорить?

– Спокойной ночи, Николь.

И он ушел, не сказав больше ни слова. Зачем, когда и без слов все понятно? Он преподал ей урок чистого секса. И ощущения были таковы, что повторять ей не хотелось.