Элоиза Джеймс: Герцогиня-дурнушка

Почувствовав, что она уже на пределе, он поднял голову и сказал:

– Не думаю, что нам следует заводить детей, Дейзи.

В ответ послышалось ругательство, после чего последовал хриплый крик:

– Не останавливайся!

– Но я должен кое-что сказать, – настойчиво продолжал Джеймс. – Как я уже сообщил… Не думаю, что нам следует обзаводиться детьми. Я передумал. – И он снова принялся ласкать ее шелковистые складки.

Внезапно Тео задрожала, а затем, сорвав одеяло, отбросила его в сторону с громким криком:

– Что ты сказал?

– Никаких детей, – тихо ответил Джеймс.

– Но почему? – спросила Тео хриплым шепотом.

– Потому что я никогда не смогу полюбить кого-нибудь так, как люблю тебя. Видишь ли, я человек ограниченный… Не хочу, чтобы ребенок чувствовал себя нелюбимым. – Конечно, эти его слова были очередной попыткой оказать на жену давление, но в то же время они казались чистейшей правдой. Он действительно не мог даже вообразить, как можно заниматься любовью только ради зачатия ребенка.

Тут Джеймс присоединил второй палец к первому, и с губ Тео сорвался стон.

– Не лучше ли тебе опять накрыться одеялом? – спросил он, снова приподняв голову.

– Нет! – выкрикнула она, содрогнувшись. – К черту одеяло! Не останавливайся!

Мысленно улыбнувшись, Джеймс подчинился. Когда же Тео уже дрожала и всхлипывала, он снова приподнялся над ней и, подавшись вперед, прошептал:

– Может, тебе будет удобнее, если я перевернусь на спину?

Судя по всему, Тео не слишком ясно соображала, поэтому он улегся на спину, затем приподнял ее и осторожно уложил на себя.

– Могу я попросить тебя спуститься немного ниже? – вежливо спросил Джеймс. В этот момент ему хотелось только одного – прижать жену к себе и вонзиться в ее жаркое лоно.

– Да, конечно, – ответила Тео, и голос ее прозвучал несколько странно.

– Я не выдержу слишком долго, – прохрипел он, когда жена скользнула ниже.

Она тотчас же замерла.

– Дейзи, что с тобой? – спросил Джеймс. Он не хотел ее напугать, не хотел вызвать у нее недовольство.

Проклятие! Она сползала с него! Джеймс мысленно застонал. Это было мучительно…

– Мне нужна лампа, – сказала Тео, осторожно слезая с кровати.

Джентльмен, вероятно, поднялся бы, чтобы помочь, но Джеймс не чувствовал себя джентльменом. Он чувствовал себя кровожадным пиратом, доведенным до отчаяния и готовым потерять последние крохи самообладания, потому что все это тянулось слишком долго.

Минуту спустя Тео умудрилась отыскать аргандову лампу в другом конце комнаты. Она включила лампу на полную мощность, так что кожа ее засияла в ярком свете, но она не вернулась в постель сразу же, и Джеймс сел с тихим стоном.

– Ты собираешься обратно?… – Слова вырывались из его горла хриплым рыком.

Тео стояла возле каминной полки, упершись ладонями в бедра.

– Дейзи, что случилось? – спросил Джеймс со вздохом.

– Это… – Она взмахнула рукой, видимо, указывая на него. Или, может быть, на кровать. – Это уже совсем не то. – Глаза ее в мягком свете лампы темнели бездонными омутами. Губы же были припухшими и сочными. – Разве все это не кажется тебе совсем другим, а, Джеймс?

– Ну… ты стала намного прекраснее, чем была тогда, – ответил он, едва сдерживая нетерпение. – И я тоже изменился.

– Да, верно, – ответила Тео. Немного помолчав, она добавила: – Но мы должны это исправить.

– Я сделаю все, что нужно, – тут же ответил Джеймс. – Я не должен был… Вернее, я должен был позволить тебе…

– Не надо! – выкрикнула она.

– Ты о чем?…

– Не будь таким!

Джеймс в смущении откашлялся. Впервые он усомнился в том, что сможет быть именно таким мужчиной, который нужен Тео. И это означало, что он утратил уверенность в себе и не сможет остаться ее мужем.

В то же мгновение его охватила дикая ярость, подогреваемая долгими часами терпения, – ему с огромным трудом удавалось сдерживать себя. Бросившись к Тео, он схватил ее за руки и проревел:

– Ты моя жена!

Она запрокинула голову, чтобы видеть его лицо, и при этом открыла взгляду свою изящную шею. Ему ужасно хотелось впиться в эту шею страстными поцелуями, хотелось целовать ее всю – с головы до пят – и упиваться ее изумительным телом. И хотелось отдать ей свое – все без остатка.

– Тебе ведь нравилось, как мы занимались любовью, – продолжал Джеймс. – А я… Я не могу стать кем-то вроде ручного спаниеля – лишь бы ты легла со мной в постель! – Последние слова он прокричал тоном, достойным его отца.