Тесса Дэр - Леди полуночи

Он оперся о стену как можно дальше от нее, насколько позволяла эта маленькая круглая камера.

– Подумай хорошенько, – предупредил Торн. – Дольше меня ты не продержишься.

– Увидим. – Она подняла голову к голубому небу, видневшемуся в прорехах крыши. – Я никуда не уйду.

Кейт выполнила свое обещание: никуда не ушла, – как и он. Правда, это не мешало жителям деревни навещать их. В течение дня каждый: будь то мужчина, женщина или ребенок – хотя бы раз заглянул в забранное решеткой оконце, чтобы ободрить добровольных узников или поделиться какой-нибудь новостью.

Викарий приходил с советом. Все Грамерси побывали с визитами. Эван дал им свое благословение, на тот случай если Сэмюэл в нем нуждается, но тот дал ясно понять, что не нуждается. Тетушка Мармозет принесла Кейт пряные леденцы и просунула через решетку.

Миссис Хайвуд весьма прозрачно намекнула, что если лорду Дру все-таки захочется жениться именно сегодня, то ее Диана пока свободна.

Когда подошло время обеда, Фосбери принес кое-какую еду. Кейт предложила Торну кусочек торта из своих рук, но тот лишь сурово взглянул на нее.

Тогда она набила тортом рот, а потом устроила небольшое представление с картинным облизыванием сладких пальцев.

«Не думай, что тебе удалось утаить блеск в глазах».

Как же он упрям! После поединка прошлой ночью все внутренние силы, которые у него оставались, Торн бросил на то, чтобы возвести вокруг себя последнюю линию обороны. Но Кейт вознамерилась ее разрушить. Да чтоб ей провалиться, если она позволит ему и дальше жить в ледяной безотрадной тюрьме, которую он себе выстроил. В особенности теперь, когда она узнала, как много в нем любви и добра.

Кейт посчитала, что таким образом просто отдает ему давний долг. Он ведь не бросил ее тогда, много лет назад. Совесть не позволила ему уйти из «Оранжереи», оставив ее там. А теперь она будет сидеть в этой тюрьме до тех пор, пока он сам не захочет ее покинуть.

Под вечер вся деревня собралась на лугу. Противостояние между Кейт и Сэмюэлом стало поводом устроить импровизированные гулянья. Эль лился рекой, тут надо сказать спасибо «Быку и цветку». Ополченцы организовали тотализатор: все делали ставки по поводу парочки упрямцев – кто дольше просидит взаперти.

Когда солнце село, прибежал Баджер и, положив под дверью свой подарок в виде полузадушенной церковной мыши, улегся на траву, устроил голову на лапах и принялся ждать. Так прошло еще несколько часов, и вот уже через дыры в крыше в темницу пролился лунный свет.

– Подумай о собачке, – проникновенно сказала Кейт. – Только посмотри на Баджера. Ты же знаешь, что он не уйдет. Будет сидеть здесь целую ночь. Под открытым небом. Бедняжка, его трясет от холода.

Торн отмахнулся.

– Его никто не держит.

Ладно, если тревога за собаку его не расшевелила…

– Я тоже замерзла. – Для пущего эффекта Кейт вздрогнула. – Не мог бы ты сесть рядом? Или и дальше позволишь мне стучать зубами?

Наконец она нашла нужный довод, чтобы заставить его сдвинуться с места. С видимой неохотой он подошел и сел рядом на узкую жесткую скамью.

Кейт подняла его скованные кисти, подлезла под них, нагнув голову, и оказалась в кольце его рук. Торн не стал ее отталкивать, когда она прильнула к груди, наслаждаясь исходившим от него теплом. Кейт слышала, как сильно и уверенно бьется его сердце.

– Шла бы ты… в «Рубин королевы». Там теплая постель…

– «Теплая постель» звучит чудесно, но только если ты будешь лежать там. Я подожду, и мы пойдем домой вместе.

Его ладони легли ей на спину, он притянул ее к себе и большими пальцами провел вдоль позвоночника, вверх и вниз.

– Я не уйду отсюда без тебя, Сэмюэл: ты же не оставил меня на произвол судьбы тогда, в «Оранжерее».

– Прошло уже двадцать лет. Мы давно не дети, и ты мне ничем не обязана.

Кейт усмехнулась.

– Если не считать жизни, здоровья, счастья и любви в моем сердце. – Она обняла его за талию и подняла голову, заглядывая в лицо. – Дело не в прошлом – речь идет о нашем будущем. Я не представляю, как смогу жить без тебя.

– Кэти, ты должна знать… только благодаря тебе я вообще понял, что такое счастье.

Она проглотила подступивший к горлу комок.

– Тогда почему упрямишься, тем более после всего, что случилось?… Все дело в твоей тупой гордости?

Торн усмехнулся.

– Если моя, как ты выражаешься, «тупая гордость» тебе досаждает, то имей в виду, что появилась она тоже благодаря тебе.

Закрыв глаза, он прижался к ней лбом.