Мерилин Лавлейс - Ее незабываемый любовник

– Надеюсь, у вас есть вай-фай, – пробормотала она, когда на посветлевший экран выплыла фотография борзой. Сплошной нос, блестящие глаза и обвислые уши.

Натали улыбнулась.

Прототип плюхнулся за задницу перед Домом и высунул язык в ожидании подачки.

Дом лениво налил ему в миску светлого пива и наблюдал, как Натали листает сайт за сайтом, посвященные итальянскому художнику XVIII века. Коп в нем то и дело возвращался к разговору на балконе. Он не поверил, когда она отрицала, что пытается скрыть свою природную красоту.

Определенно пыталась. Но замысел не сработал. Во всяком случае, не с ним. Несмотря на презрительное фырканье, уродливые очки и одежду старой девы, она пробудила в нем интерес с того момента, как открыла дверь квартиры герцогини. И едва не скрутила его внутренности в узел, когда вышла сегодня утром из душа в рубашке, приоткрывавшей бедра.

Теперь же…

Он крепче сжал бутылку «Пильзнера». Она должна увидеть себя его глазами. Каштановые волосы до плеч, пронизанные медовыми прядями. Свирепая сосредоточенность свела ее брови в прямую линию. Губы сжаты нераспустившимся бутоном.

Иисусе, Мария и Иосиф! Эти губы!

Проглотив стон, Дом глотнул пива и отдал остальное безумствующей от счастья борзой.

– Вам не следует давать ей пиво.

Он оглянулся. Вид у нее самый что ни на есть чопорный и неодобрительный. Может, это не маска? Может, в этом сексуальном теле есть что-то от монахини, уборщицы и распутницы?

Господи, как он на это надеялся!

Она довольно быстро нашла то, что искала. Дом все еще представлял пылкую встречу в душе, когда она завопила:

– Вот оно! Картина, которую я искала! Не пойму, откуда я знаю это, но знаю!

Он подошел и вгляделся в экран через ее плечо. Ее аромат, смешанный с запахом гуляша, ударил в ноздри. Дразнивший чувства. Волосы, нагретые солнцем. Кожа, слегка запыленная после дня, проведенного в городе. Слабый аромат шампуня.

Возбуждение исходило от нее, когда она читала все детали, обнаруженные в Интернете.

– Это одна из ранних работ Каналетто. Заказана венецианским дожем и захвачена Наполеоном как часть военной добычи после захвата Венеции в 1787 году. Предположительно, картина висела во дворце Тюильри, потом исчезла до или во время пожара в 1871-м. Картина исчезла почти на полвека, пока не обнаружилась в начале тридцатых в личной коллекции шведского промышленника. Он умер в 1953-м, и его жадные наследники выставили на аукцион всю коллекцию. И тут, смотрите!

Она ткнула пальцем в экран. Дом наклонился ближе.

– И тут ее приобрел агент великого герцога Карленберга.

Она развернулась, едва не свалив лэптоп. Лицо разрумянилось, глаза горели восторгом открытия.

– Великого герцога Карленберга, – повторила она. – Это ваш предок. Дальний.

– Очень дальний. Картина была подарком герцога герцогине, – объяснил он, вспомнив лукавое выражение глаз Шарлотты. – В память об особенно приятном посещении Венеции.

Выражение лица Натали на миг стало непонимающим, но сразу снова загорелось возбуждением.

– Я помню, слышала эту историю! В Венеции она забеременела, верно? Единственным ребенком?

– Именно так.

Они были так близки, ее губы всего лишь в волоске от его губ, Дом ничего не смог с собой поделать. Он просто должен был поцеловать эти соблазнительные губы.

Поцелуй получился легким. Игривым. Но когда он поднял голову, ее возбуждение сменилось озадаченностью с оттенком настороженности. Мысленно пнув себя, он попытался вернуть ее прежнее настроение.

– Шарлотта сказала, что картина висела в красном салоне в замке Карленберг. Там есть ссылка на это?

– Я… э-э-э… дайте взглянуть.

Она снова застучала по клавиатуре.

– Никаких упоминаний. Говорится только, что картина снова затерялась в хаосе, последовавшем за подавлением Советами венгерского восстания 1956 года.

– Того восстания, которое стоило великому герцогу жизни и вынудило его жену покинуть родину.

– Как грустно! – вздохнула Натали. – Муж Шарлотты приобрел картину, чтобы отпраздновать один из самых радостных моментов их жизни. И чуть больше года спустя ни его, ни картины не стало.

Она говорила едва слышно. Очевидно, проводила параллели. Сочувствуя трагическим потерям герцогини. Ощущая пустоту собственной жизни.

Мысль о том, что она стала забытым, беспомощным винтиком в огромной бюрократической машине социального обеспечения, что-то глубоко затронула в нем. Он знал ее так недолго. Дважды говорил в Нью-Йорке. Провел с ней менее двадцати четырех часов здесь, в Будапеште. И все же очень хотел стереть пробелы в ее сердце.