Элоиза Джеймс: Однажды в замке

Но правдой было и то, что английская девушка… это английская девушка. Всем известно, что это наглая раса. Здешние аристократки не делали ничего, лишь цедили бесконечные чашки чая целые дни напролет, в то время как их шотландским сестрам на севере ничего не стоило управлять поместьем с тысячью овец и одновременно растить четырех детишек.

Например, его бабушка без нытья и жалоб работала с рассвета до заката. Если нужно было что-то читать, она всегда говорила, что чтение должно служить обогащению ума. Библия и Шекспир, а для легкого чтения – эссе Монтеня. Покойная невеста Гауэйна была выплавлена из того же металла, что в принципе неудивительно, учитывая, что бабушка сама устраивала этот брак. Мисс Розалин Партридж умерла от лихорадки, которой заразилась, навещая бедных… в ее случае добродетель так и не получила вознаграждения.

Гауэйн считал, что основными качествами невесты должны быть прилежание и усердие (кроме очевидных: красоты, девственности и хорошего происхождения). Будущая герцогиня Кинросс не должна тратить время зря.

Леди Гилкрист потащила Гауэйна через весь бальный зал в помещение поменьше. Быстрый осмотр комнаты показал, что с точки зрения богатства или титула ни один холостой мужчина, присутствующий здесь, не мог тягаться с ним. Собственно говоря, во всем Лондоне может найтись трое достойных ему соперников.

Так что, строго говоря, необязательно тратить время, ухаживая за будущей женой, как только он ее выберет. Рынок невест ничем не отличается от других рынков, и когда Гауэйн найдет подходящую, просто перекупит ее у остальных претендентов.

Графиня отвела его в сторону. Они остановились перед молодой леди, которую она представила как свою падчерицу.

Этот момент стал одним из тех, что отделяют прошлое от настоящего и навсегда изменяют будущее. Леди Эдит было не место в душном английском бальном зале. Светилось в ней нечто потустороннее, словно она мечтала о доме под холмом, где обитали феи. Глаза казались зелеными прудами, такими же глубокими и темными, как шотландские озера в бурю.

Она могла похвастаться восхитительными изгибами, а волосы блестели, как золотые яблоки солнца. Они завивались буклями и локонами, и все, что теперь желал Гауэйн, – это распрямить их и любить эту леди на постели из вереска.

Но именно эти глаза манили герцога, хотя смотрели на него с учтивым безразличием, мечтательной безмятежностью, без малейшего признака лихорадочного энтузиазма, с которым его обычно рассматривали незамужние молодые дамы.

Гауэйн не считал себя человеком, склонным к плотским желаниям. Герцог, по его мнению, не имел права поддаваться похоти. Он с насмешкой наблюдал, как его знакомые джентльмены падают к ногам женщин с кокетливыми улыбками и округлыми ягодицами. Он испытывал к ним жалость, как сейчас, при виде графа и его цветущей жены. Но в этот момент стоило лишь взглянуть на леди Эдит, как любовь и ее спутница-поэзия возымели смысл. На память пришла строчка стихотворения, словно написанная для этого мгновения:

Возможно, и Шекспир иногда на что-нибудь годился.

Розовые губки леди Эдит сложились в улыбку. Низко присев, она наклонила голову:

– Ваша светлость, какое удовольствие познакомиться с вами.

Для Гауэйна графиня словно перестала существовать. Мало того, зал, полный людей, слился со стенами.

– О, удовольствие целиком мое, – возразил он, не кривя душой. – Могу я иметь честь пригласить вас на танец?

Он протянул руку. Сей жест был встречен без особого энтузиазма, но со сдержанностью, привлекавшей его так же сильно, как оттолкнула бы готовность. Гауэйн хотел одного: заставить эти безмятежные глаза светиться для него, видеть в ее взгляде восхищение, даже обожание.

Леди вновь наклонила голову и взяла его руку. Ее прикосновение жгло даже сквозь перчатки, словно согревая некую часть его души, которая до сих пор была холодна. Вместо того чтобы поморщиться, он боролся с порывом притянуть ее ближе.

Эдит танцевала грациозно, как морская волна. И все время молчала.

В танце приходилось отстраняться и отдаляться. Пара оказалась в другом конце зала, и тут до Гауэйна дошло, что они до сих пор не обменялись ни словом. Он не мог вспомнить ни одного человека, который был бы столь же молчалив в его присутствии. И все же она, очевидно, не испытывала ни нужды, ни склонности говорить с ним. Ему же и молчание казалось приятным.