Мари Клармон: Любви навстречу

– Вы намерены и дальше держать леди под проливным дождем? – Мэри с вызовом вскинула подбородок.

Служанка покачала головой и отступила.

Мэри тотчас же переступила порог и оказалась в просторной кухне. Здесь было так светло, тепло и чисто, что она едва не вскрикнула от радости. Господи, как прекрасно! Словно она вдруг снова попала в родной дом. Родного дома у нее больше не было, но живое воспоминание о нем стоило дорогого, – даже если оно воскресло на кухне в борделе.

Мэри осмотрелась. В огромном очаге ярко пылал огонь. На плите красовались разнообразные горшки, кастрюли и сковородки. И там же посвистывал кипящий чайник.

А на длинном дубовом столе лежали морковь, картошка, репа, лук и другие овощи, приготовленные для чистки. Это было восхитительное зрелище, лучшее из того, что Мэри случалось видеть в последние годы. В те годы, которые прошли со дня смерти ее матери.

Широко раскрыв глаза, Мэри боялась моргнуть. Что, если это великолепие вдруг исчезнет как опиумный сон – яркий и мимолетный, существующий лишь в воспаленном воображении?

У огня, в мягком темно-коричневом кресле, свернулся клубком полосатый кот. Его шерсть лоснилась и блестела, а сам он тихо мурлыкал во сне. Мэри не могла припомнить, когда в последний раз видела обычного домашнего кота. Она куда больше привыкла к диким зверюгам, которые охотились на крыс и отчаянно шипели и царапались, если к ним пытались прикоснуться.

– Ну вот, мисс, а теперь… – Держась на безопасном расстоянии от Мэри, служанка пригладила шершавыми красными руками свой белый накрахмаленный фартук. – В общем… у меня полным-полно работы. Садитесь вон туда, – она указала на жесткую скамью в дальнем углу, – а я пошлю кого-нибудь наверх. – Девушка подозрительно взглянула на Мэри. – Какое имя назвать хозяйке?

– Никакое. – Мэри судорожно стиснула край мокрого лоскутного покрывал, заменявшего ей накидку. Никто не должен был знать ее имя. Даже ей самой не хотелось вспоминать его. – Просто передайте… что здесь дочь Эзме.

Служанка в недоумении пожала плечами.

– Что-то вы темните, мисс… Мадам Ивонн не нужны неприятности.

Мэри собралась с духом, припомнила, как когда-то обращалась к отцовским слугам, и с холодной любезностью осведомилась:

– Как вас зовут?

– Нелл.

Мэри кивнула.

– Так вот, Нелл, мадам Ивонн непременно захочет встретиться со мной. Извольте найти слугу и послать его с докладом к хозяйке.

Властность тона Мэри произвела должное впечатление, и Нелл, живо повернувшись, побежала вверх по узкой лестнице.

Очень медленно, словно слабая больная старуха, Мэри добрела до дальнего угла и опустилась на жесткую скамью с прямой спинкой и без подлокотников – не слишком удобное сиденье, но можно хотя бы просто сесть и не шевелиться. Хотя, конечно, было бы куда лучше устроиться рядом с котом, поближе к огню… платье и тонкое покрывало, украденные с веревки на какой-то ферме, промокли насквозь, и Мэри страшно замерзла, так что никак не могла унять дрожь. Ее глаза жгло от усталости, и она, сомкнув веки, тихонько вздохнула. Как все изменилось… Ведь эта девушка, Нелл, смотрела на Мэри словно на видение из потустороннего мира. А раньше слуги, глядя на нее, почтительно улыбались, ловили каждое ее слово и всячески пытались ей угодить.

Наверное, Мэри и прямь стала похожа на привидение. Но скорее на ведьму или огородное пугало. Во всяком случае – не на восемнадцатилетнюю дочь герцога.

Сквозь полудрему Мэри уловила какой-то шум. На лестнице, ведущей в кухню, раздавались приглушенные голоса и стук каблуков по ступеням.

Может, это шли слуги, чтобы вышвырнуть ее за порог?

Открыв глаза, Мэри вскочила и, забыв о стертых в кровь ногах, приготовилась к бегству. Могла ли Ивонн прогнать дочь своей ближайшей подруги? Наверное, да. Жизнь научила Мэри: от людей можно ждать чего угодно. Никому нельзя полностью доверять. Достаточно вспомнить, как поступил с ней родной отец.

– Мэри! – раздался хорошо поставленный женский голос. Даже не голос, а дивный инструмент – глубокий, чарующий, предназначенный для того, чтобы ласкать слух мужчин и возбуждать в них греховные фантазии. – Мэри?.. – прозвучало снова, и превосходно настроенный инструмент дал едва заметный сбой от неподдельного душевного волнения.

Из груди Мэри вырвался прерывистый вздох. В ее душе внезапно возродилась надежда – давно забытое, бесплодное, запретное чувство.

– Ивонн? – произнесла она, теребя дрожащими пальцами свои мокрые грязные лохмотья.