Джоджо Мойес: Одна в Париже

Выступ крыши с виду узкий, но вполне достаточный для того, чтобы здесь поместились высокий мужчина, кружка кофе и 332-страничная рукопись. Летом он иногда здесь кемарит или машет рукой подросткам-близнецам в доме через площадь. Они тоже выходят посидеть на плоскую крышу – послушать музыку и курнуть подальше от родительских глаз.

В центре Парижа полно таких мест. Тем, у кого нет садика или крошечного балкончика, приходится устраиваться кто как может.

Фабьен берет карандаш и начинает вычеркивать слова. Он уже шесть месяцев редактирует рукопись, и теперь рукописные строчки пестрят карандашной правкой. И сколько бы он ни читал свой роман, каждый раз вылезают новые огрехи.

Герои ходульные, голоса фальшивые. Его друг Филипп говорит, что ему надо сдвинуться с мертвой точки, напечатать рукопись и отдать агенту, который в этом заинтересован. Но всякий раз, как Фабьен смотрит на свою книгу, у него находится очередная причина, чтобы ее не показывать.

Она еще не готова.

Если верить Сандрин, он не желает отдавать книгу, потому что, пока он этого не сделал, у него остается возможность убедить себя, будто есть хоть какая-то надежда. Впрочем, это еще цветочки на фоне тех гадостей, что говорила ему Сандрин.

Фабьен смотрит на часы. У него остался только час до начала смены. А затем слышит, как звонит мобильник. Черт! Мобильник в квартире. Он отчаянно костерит себя за то, что перед выходом на крышу забыл сунуть телефон в карман. Потом ставит кружку на ворох страниц, чтобы не разлетелись, и поворачивается, собираясь вернуться через окно.

Впоследствии сколько он ни пытался, но так и не смог точно восстановить ход событий. Его правая нога скользит по доске, по которой он обычно забирается в квартиру, и весь упор приходится на левую ногу, именно так он пытается удержаться. И вот эта-то злополучная нога – его здоровенная, неуклюжая лапа, как любила выражаться Сандрин, – сбрасывает кружку и рукопись с выступа. Фабьен поворачивается и видит, как кружка летит вниз и разбивается о булыжную мостовую, а все 332 белые странички улетают в сумрачные небеса.

И он смотрит, как, подхваченные ветром, страницы эти, словно белые голуби, парят над парижскими улицами.

Нелл уже почти час лежит на кровати, не в состоянии выработать план действий. Пит не едет в Париж. Определенно не едет. То есть она приехала в столицу Франции, с новым бельем и красным лаком на ногах, а Пит ее просто-напросто кинул.

Первые десять минут она тупо смотрела на эсэмэску, с этим его жизнерадостным «желаю хорошо повеселиться», и ждала продолжения. Но нет, он действительно не собирался ехать.

Она лежит на кровати с телефоном в руке и глядит в стенку. Она понимает, что в глубине душе всегда знала, что рано или поздно это должно было случиться. Она всматривается в экран, зажигает и гасит его, желая убедиться, что это не дурной сон.

Но она знает. И должно быть, знала еще накануне вечером, когда он перестал отвечать на ее звонки. А возможно, еще на прошлой неделе, когда на все ее предложения, как провести время в Париже, он отвечал: «Угу, типа того» или «Ну я не знаю».

И дело было даже не в том, что Пит оказался не самым надежным бойфрендом – он частенько исчезал, не ставя ее в известность, куда собирается. И если уж быть до конца откровенной, в Париж он ее не приглашал.

Они как-то говорили о местах, которые повидали, и она призналась, что никогда не бывала в Париже, а он в ответ лишь невнятно сказал: «Да неужели? О, Париж потрясающий. Тебе бы понравилось».

Это, наверное, был первый по-настоящему импульсивный поступок в ее жизни. Два дня спустя она уже изучала сайты, и ей удалось найти специальное предложение «Евростар». Ее палец завис над словом «заказать» на экране компьютера, и, даже не успев толком сообразить, что к чему, она заказала два билета туда и обратно. Она вручила ему билеты, зардевшись от смущения и отчасти от удовольствия, буквально на следующий вечер, когда они пришли к нему домой.

– Что ты сделала? – Он был под приличным градусом, вспомнила она уже сейчас, и удивленно моргал, словно не веря своим глазам. – Ты купила мне билет в Париж?

– Нам, – уточнила она, когда он принялся расстегивать пуговицы на ее платье. – Уик-энд в Париже. Я подумала, что это будет… весело.

– Ты купила мне билет в Париж! – Он тряхнул головой, волосы упали ему на лицо, закрыв один глаз. А затем сказал: – Конечно, детка. Почему бы и нет? Чудненько.

Она не помнит, добавил ли он что-то еще, так как они сразу рухнули на кровать.