Кевин Милн: Финальный аккорд

Далее мои мысли обратились к тому, что вот-вот произойдет… уже завтра утром. Где Анна будет находиться после того, как официально «уйдет»? Я надеялся, что с Господом на небесах. Но где это точно находится? Это далеко или ближе, чем мы думаем? В этот момент я взглянул на Хоуп, которая все еще крепко спала на второй кровати. Она была самым большим подарком, который когда-либо получали Анна и я. Глядя на нее, я вспомнил обо всем хорошем в своей жизни. Я также вспомнил о том, как она выкрутила мне руки, заставив молиться за Анну, думая, что это волшебным образом повернет вспять необратимое. И без малейшего труда из меня хлынули новые строки.

Музыка сменила тональность для краткого рефрена. Я представил себя стоящим на коленях рядом с кроватью Анны с подушкой под коленями.

Тогда слова той молитвы вновь посыпались из моих уст в виде припева, но в голове у меня было лишь прекрасное лицо Анны. Даже со шрамами, оно было совершенством для меня.

После припева мелодия еще раз трансформировалась в классическое произведение, которое было нашей свадебной песней. Когда мои пальцы задавали ритм, извлекая знаменитые ноты Пахельбеля, я перебирал новые воспоминания. Я вспомнил первые годы брака. Трудности и как мы с ними справлялись. Я вспоминал наши общие взлеты и падения.

Я вспомнил про выкидыши. Я вспомнил, как проводил слишком много времени вдали от семьи. Баллада в стиле кантри вновь поглотила мелодию подлинника.

Второй куплет начался, когда я мысленно перемотал назад воспоминания к тому дню, когда впервые встретил Анну в Австрии, и как она спросила тогда меня, как далеко я могу уехать, чтобы быть с ней. Вплоть до Зальцбурга? До Москвы? До Тимбукту?

Слова, которые я пел, может быть, не имели никакого смысла для всего мира в целом. Их никогда не услышат за пределами моей собственной комнаты. Они никогда не будут бить рекорды популярности среди хитов, их никогда не будут петь американские кумиры. Но для меня в тот момент они значили все. В глубине сознания я вспомнил, что мне сказал дед вскоре после смерти его собственной жены: «Правильные слова и удачная музыка в подходящее время могут исцелить душу».

Словно по волшебству, я уже чувствовал, как она исцеляет меня. Когда прозвучала последняя нота, я вытер остатки слез с глаз и поблагодарил Господа от всего сердца за то, что я это сделал. Вероятно, из-за нечеткого зрения я не увидел чуда… Оно было маленькое и слабое, почти незаметное, как свет самой дальней звезды, который появляется перед тем, как солнце окончательно сядет за горизонт, но клянусь, оно было. Движение. Морщинка на ее губах. Чудо. Улыбка.

Гроб из грецкого ореха установили на постамент в десяти футах от меня. Жаль, что пришлось сидеть так близко. Со своего места в первом ряду я видел собственное отражение в его блестящей от лака поверхности, что только усиливало осознание того, что очень значительная часть моей жизни сейчас уходит навсегда. За кафедрой стоял пастор и произносил стандартные реплики:

– Потеря близкого человека никогда не бывает легкой. Мы, кого они оставили после себя, неизменно скорбим о потере, независимо от того, забирает ли Господь тех, кого мы любили, в молодости, в расцвете сил или в преклонном возрасте…