Эмма Скотт - Зажечь небеса

– Уэстон.

Голос в моей голове. Мягкий и зеленый.

– Уэстон, посмотри на меня.

Теперь голос звучал не у меня в голове, а где-то рядом, и я тянулся за ним. Он мне нужен. Нельзя, чтобы он унесся по беговой дорожке без меня, в платье, похожем на весну, с волосами, подобными…

«Отем?»

Я задергался, в тщетной попытке устремиться за этим голосом, задрожал всем телом, и эти судорожные движения принесли мне новую порцию боли.

– Тихо, тихо. – Другой женский голос. Более резкий. Властный. Чьи-то руки надавили мне на плечи. – Успокойтесь. Вот так, спокойно, всё хорошо. Не боритесь с аппаратом.

Раздался тихий стон. Это я. Этот утробный звук вырвался из моего горла, прорвался между принудительными вдохами и выдохами, которые я не мог контролировать. В то же время тонкие полоски света то загорались, то гасли.

«Это мои глаза. Я открываю и закрываю глаза».

«Я здесь».

«Это я».

Боль. Проклятие, вот это боль. По нижней части моей спины как будто долбили раскаленной кувалдой, снова и снова.

– Уэстон, – прозвучал рядом голос Отем. Прохладные пальцы обхватили мое запястье. – Всё хорошо. Попробуй расслабиться.

Мой разум медленно сопоставил одно с другим. Кровать с белыми простынями и пищащие аппараты. Это больница. И Отем рядом со мной.

– Отем, – проговорил я, точнее, попытался. Штука, вставленная мне в горло, не давала разговаривать. Я начал давиться, и мне в легкие снова хлынул кислород. Машина заставляла меня дышать, но я не хотел ей подчиняться, боролся, пытался дышать сам.

– Я позову лечащего врача, – сказала женщина. Наверное, это была медсестра. – А вы останьтесь с ним. Говорите с ним и помогите ему прийти в себя.

«Останься со мной, Отем. Навсегда».

Веки налились тяжестью, но я пытался держать глаза открытыми. Пластиковая трубка и белая липкая лента заслоняли мне обзор, но я видел Отем. Она стояла надо мной, и рыжие волосы рассыпались по ее плечам. Прекрасное видение, мирный сон спустя несколько месяцев непрерывного кошмара.

– Привет, – тихо проговорила она. Ее пальцы переплелись с моими, другой рукой она погладила мой лоб. – Ты очнулся, всё хорошо.

«Нет, – подумал я. – Моя спина. Черт возьми, что-то не так с моей спиной…»

– Просто слушай мой голос. – Ее пальцы почти невесомо касались моей головы. – Ты подключен к аппарату искусственной вентиляции легких. Хорошо? Он дышит вместо тебя. Постарайся не сопротивляться. Я здесь. Слушай меня. Я расскажу, что случилось. Ладно?

Я моргнул, потому что был слишком слаб, чтобы кивать.

– Ты в Балтиморе, в Медицинском центре имени Уолтера Рида, – сказала Отем. – В Сирии тебя ранили. Сначала тебя самолетом отправили в Германию, а теперь ты здесь. Аппарат поможет тебе дышать, пока ты окончательно не придешь в себя. Вот и всё.

Слезы навернулись мне на глаза, я зажмурился, чтобы их сморгнуть, и почувствовал, как они текут по щекам. Отем протянула руку и вытерла одну слезу, потом ее рука сжалась в кулак, и ее собственные слезы закапали на белую простыню. Несмотря на ободряющие слова, ее красивое лицо исказила гримаса боли.

«Потому что Коннор мертв».

При мысли об этом я вздохнул, и спину снова обожгла волна боли. Проклятая трубка в горле не позволяла мне ни закричать, ни выругаться, и тогда я выдернул руку из пальцев Отем и жестом изобразил, будто что-то пишу в воздухе невидимой ручкой.

– Хочешь что-то написать? Подожди, сейчас…

Отем исчезла из поля моего зрения, и моя рука снова упала на кровать. Ужас отступил, оставив меня обессиленно дрожать от боли. Я почти не мог двигаться.

Отем появилась снова и вложила мне в пальцы шариковую ручку.

– Держи.

Она бережно приподняла мою руку, и я почувствовал, как она прикладывает ее к небольшому бумажному блоку. Ручка весила не меньше тысячи фунтов, но я всё-таки нацарапал одно слово.

Коннор

Отем прочла, что я написал, и на ее лице отразились понимание и ужас.

– О, Боже. Прости, ты же не знаешь. Коннор жив, у него всё в порядке, – быстро сказала она и сморгнула слезы. – Он здесь. В смысле, он уезжает домой. Вчера его отправили в отставку, и сегодня вечером его мать везет его обратно в Бостон. У него серьезный перелом руки, но в целом он здоров. С ним всё хорошо, Уэстон, честное слово. Он жив.

Я в изнеможении смежил веки, чувствуя невероятное облегчение.

«Я это сделал. Я победил. Носочный Мальчик мертв, отныне и навеки».

Одно долгое мгновение я наслаждался своим триумфом, а потом палату огласил визгливый голос моей матери. Мне на лицо закапали слезы: Ма обхватила мою голову и расцеловала меня в обе щеки. Моя мама. В голове возникло множество детских воспоминаний о безопасности и любви: когда я разбивал коленки или царапал палец о дверь машины, мама всегда приходила на помощь. И сейчас она тоже рядом.