Эмма Скотт - Зажечь небеса

Спустя шестнадцать часов после того, как остановили подачу лекарства, Уэстон всё еще не приходил в сознание. Пол сидел напротив меня и решал кроссворд в маленькой книжечке, купленной в газетном киоске на первом этаже. Миранда сидела на подоконнике, смотрела сериал «Настоящие домохозяйки Нью-Йорка», который транслировали по висящему на стене телевизору, и время от времени фыркала. Наконец она зевнула и потерла глаза.

– Давай пойдем в общую комнату и поспим, – предложил Пол. – Это недалеко, в другом конце коридора. Если Уэс проснется, мы уже через минуту будем здесь.

Миранда неохотно кивнула и поднялась с сиденья.

– Не хочешь немного передохнуть, девочка? – спросил меня Пол.

– Нет, я не устала, – соврала я, хотя на самом деле просто падала от изнеможения. Однако меня ужасно пугала мысль о том, что Уэстон может проснуться, когда рядом никого не будет.

«Останься с ним. Не выпускай его руку. Не отпускай его».

– Ты ангел, – сказала Миранда, подавляя зевок.

Пол похлопал меня по плечу и одними губами произнес: «Спасибо».

Потом они ушли.

Я положила голову на кровать рядом с рукой Уэстона и стала смотреть на него поверх маленьких холмов и долин, образованных белыми простынями.

– Ты должен проснуться, – прошептала я. – Наверное, тебе не хочется этого делать. Наверное, там, где ты сейчас, безопасно и хорошо, но, пожалуйста, Уэстон, проснись.

Грудь Уэстона поднималась и опускалась, подстегиваемая аппаратом искусственной вентиляции легких, который сейчас дышал вместо него. Я почувствовала, что мои вдохи и выдохи звучат в такт дыханию Уэстона. В голове стало пусто, и в конце концов меня сморил сон.

Бегуны выстроились перед стартовой чертой. Я занял свое место на центральной дорожке. Слева от меня встала Отем, ослепительно-прекрасная в своем зеленом платье. Солнце светило ей в спину, так что ее волосы полыхали золотым костром – прямо как в тот раз, когда мы вместе шли домой от кафе-пекарни. Тогда я даже остановился, залюбовавшись этим рыжим нимбом. Этот образ поддерживал меня, пока мы были в тренировочном лагере и позже, в жаркой, душной Сирии.

И вот она здесь, со мной.

«Ты должен проснуться, – говорит она мне. У нее очень серьезное выражение лица. – Пожалуйста, Уэстон, проснись».

За ней, на соседних дорожках, замерли моя мать и Пол. Сенатор Дрейк, одетая в элегантный брючный костюм, аккуратно упирается высокими каблуками в стартовые колодки

Я смотрю направо, туда, где должен находиться Коннор, но на дорожке лицом вниз лежит тело, облаченное в камуфляжную форму и бронежилет, на спине ранец, в руке винтовка.

«Брэдбери», – думаю я, но в сердце уже ледяной змеей заползает страх. Этот солдат выше Брэдбери, и у него шрам на запястье – точно такой шрам заработал Коннор в старшей школе, во время урока труда.

«Нет…»

Звучит команда «на старт, внимание, марш», потом гремит выстрел.

Чья-то невидимая рука прижимает меня к земле, и я не могу сдвинуться с места, а Отем и остальные убегают вперед. Моя щека прижата к дорожке, голова повернута так, что я вижу свое тело, и оно тоже не двигается.

«Коннор, проснись!» – пронзительно кричу я, но голоса нет. Я зажмуриваюсь и слышу детский плач, крики мужчин и выстрелы.

«Это должен был быть я…»

Взрывается бомба. Беззвучно, и всё же беговая дорожка разлетается на миллион осколков. Огонь, дым и кровь. Меня выбрасывает в пустоту, где верх и низ меняются местами. Я падаю вверх, подброшенный взрывной волной, спина превращается в один оголенный комок нервов, вспыхивает болью.

Вверху, в зените пустоты, горит крохотная искорка света. Свет становится всё ярче, горячее, больше. Он выжигает мне глаза, и я хочу уплыть, но не могу сдвинуться с места. Я рвусь, молочу руками всё быстрее и быстрее, но врезаюсь в стену света и звука.

И новой боли.

«Уэстон, открой глаза».

Потом я падаю в обратную сторону, и жесткая, выжженная почва мчится мне навстречу.

Я разобьюсь.

– Уэстон.

– Очнись, Уэстон.

Мои глаза распахиваются, тело спазматически напрягается в ожидании боли. Ужас охватывает меня, когда я падаю на землю.

Не на землю, а в кровать.

Мой мозг зарегистрировал белые простыни, ослепительный свет, ритмичный писк. Потом боль разрезала мое тело пополам. Я попытался закричать, но какой-то предмет у меня во рту и в горле вдохнул воздух обратно мне в легкие. Я тонул и одновременно оживал.