Рэйвен Лейлани - Жажда

Я морально готовлюсь к встрече с Эриком, собираясь вести себя как ни в чем не бывало, но все равно сканирую толпу, чтобы не оказаться застигнутой врасплох. Обращаю внимание на детали, выставленные напоказ – натюрморт как из кабинета стоматолога, полки с хрусталем, фотография неулыбающихся Эрика с Ребеккой на фоне развалин Помпеи, – и на то, что предпочли бы спрятать от посторонних глаз: мусор на кухне, следы от пальцев на экране телевизора. Я беру крабовую котлетку с подноса официанта, чтобы чем-то занять руки; в конце концов, пора что-нибудь съесть, чтобы желудку было чем заняться помимо бесконечного вырабатывания подкатывающей к горлу желчи. В целом же мне настолько не до еды или чувствительности собственного желудка, что не удивляет даже тот факт, что все напитки на этой вечеринке, похоже, безалкогольные.

Стоящий рядом со мной мужчина, видимо, думает точно так же: лицо у него кислое, как спрайт в стакане. Он поворачивается, и я чувствую, как меня разглядывают, пытаются понять, что я здесь забыла – состав присутствующих настолько однороден, и я выделяюсь как бельмо на глазу. Обычно мне плевать, если на меня так пялятся, но сейчас я совершенно трезва, а платье мешает мне дышать.

– Откуда ты знаешь хозяев дома? – спрашивает он. В этот момент я замечаю кое-что на другом конце комнаты. Чернокожая девочка в розовом парике и топике делает вид, что курит конфету в виде сигареты.

– Кто это?

– Я тебя раньше никогда не видел.

– Что? – переспрашиваю я, оглядывая его одеревеневшее тело в поисках какой-нибудь подсказки, и когда вновь поворачиваю голову, девушки уже нет.

– Ты же не училась в Йеле, да? – уточняет он, и от моего внимания не ускользает формулировка этого вопроса. Не знаю, почему я всегда чувствую необходимость произвести впечатление даже на тех мужчин, с которыми не собираюсь спать, но мне бы не хотелось выслушивать слова сочувствия от этого человека, которого я не знаю и, вероятно, никогда больше не увижу. Так что я не говорю, что бросила школу искусств, предварительно отправив заведующему кафедрой несколько бессвязных стихотворений, набранных шрифтом Comic Sans. Я не говорю, что поступила в совершенной непримечательный государственный колледж, выбросила бóльшую часть своих картин и выпустилась, получив, возможно, еще более бесполезное образование.

– Я работаю с Ребеккой, – отвечаю я, и из всех возможных вариантов лжи это тот, поддержать веру в который я могу меньше всего. Мне кажется, что я замечаю в комнате Эрика, но это всего лишь лампа.

– Значит, воскрешаешь мертвых.

– Что?

– Ну, кто-то же должен делать грязную работу, верно?

– Ага.

– Не могу поверить, что они продержались четырнадцать лет.

– Кто?

– Ребекка и Эрик. – Он указывает на что-то над моей головой, и, повернув голову, я натыкаюсь на оставшийся незамеченным баннер с надписью «Кружевная свадьба». – Немного странно праздновать годовщину свадьбы. Хотя, наверное, это своего рода подвиг. Ты когда-нибудь обращала внимание на то, как они смотрятся вместе? Как будто животные разных видов, – продолжает он, и мы обмениваемся взглядами, пока до меня не доходит настоящий смысл разговора. Это тот тип беседы, который всегда зарождается на почве чужой удачи – шепотки недоверия, зависти. Поняв это, я расслабляюсь, улыбаюсь своему собеседнику и смешиваюсь с толпой.

Тусовщица из меня не очень. Вся эта музыка – обычно или выверенный до последнего трека плейлист в духе «А теперь то, что я называю музыкой», или подборка от кого-то, кто решил, будто это он открыл Portishead; все только и ждут, когда зазвучат медляки или начнется застенчивое пение в караоке, да оглядываются по сторонам, чтобы прикинуть число потенциальных участников, а под «Don’t Stop Believin’» или «Push It» оплакивают неизбежность регулярной колоноскопии. Все слишком близко и слишком мокро – крики в лицо, плевок в глаз от незнакомца, слюни в бокале, пролившееся вино, я пытаюсь избежать разговора с человеком, который особенно отчаянно старается не быть застигнутым на вечеринке в одиночестве. Это предрешено заранее – что я раз или два глубоко задену чьи-то чувства своими словами или выражением лица, и, конечно, буду об этом думать, когда поеду домой на метро, да и вообще буду вспоминать об этом постоянно, несмотря на то, что я старалась повеселиться и поддерживать легкий, ничего не значащий разговор, несмотря на то, что я не сплю и не могу просраться, а кто-то прямо в этот момент умирает – достаточно одной песни, которая выбивает у тебя почву из-под ног, и ты ничего не можешь с этим поделать.