Гейб дернул меня за руку. Я открыла глаза. К нам шел доктор. Голова опущена. Еще слишком рано. Нет! Нет! Я знала, что еще слишком рано, чтобы он мог принести хорошие новости! У меня упало сердце. А потом забилось с такой скоростью, что я схватилась за руку Гейба. Мы ждали, что скажет врач.
Рэнди встал, и доктор улыбнулся ему. Он улыбается, это ведь хороший знак, да? Я сделала глубокий вдох. Если бы сердце Уэса перестало биться, я бы это почувствовала. У меня разорвалась бы душа, если бы с ним случилось что-то страшное. Так что он все еще был с нами. Не мог не быть.
– У меня очень странная новость… – врач покачал головой. – Операция окончена.
– Почему странная? – прозвучал голос Рэнди.
– Его опухоль… – Казалось, что врач никак не может подобрать слова, чтобы выразить свою мысль. – Когда мы видели ее на МРТ несколько дней назад, она была размером с мою ладонь. Но за эти несколько дней она усохла до размера сливы.
– Извините, что? – Рэнди несколько раз моргнул. Я увидела, что он еле сдерживается, чтобы не разрыдаться.
– У вашего сына больше нет рака, – медленно и отчетливо проговорил врач. – Злокачественное образование было только одно. Очень близко к сердцу, но операбельное. Мы удалили опухоль. Операция прошла без осложнений. Ваш сын… – У доктора задрожал голос, он сделал вдох и продолжил: – Ваш сын проживет долгую жизнь и встретит старость. Бог милостив.
Я бросилась на шею Гейбу. Он обнял меня. У меня началась истерика. Я рыдала от счастья.
– Когда мы сможем его увидеть? – срывающимся голосом спросил Рэнди.
– Он еще не отошел от наркоза, – улыбнулся врач. – Я не знаю, то ли это лекарства наконец подействовали, то ли это на самом деле чудо. Я оперирую пациентов с торакальной онкологией уже более пятнадцати лет и никогда не видел ничего подобного. Мы еще раз внимательно изучим все препараты, которые принимал ваш сын, потому что, вероятно, сочетание некоторых из них способно уменьшать злокачественные опухоли на последних стадиях.
– Хорошо. – Рэнди протянул доктору руку, и они обменялись рукопожатием. – Спасибо. Спасибо вам за все.
– Это моя работа. – Врач кивнул нам с Гейбом и ушел.
Я с трудом могла видеть через пелену слез.
Гейб сидел рядом со мной, и его плечи как-то странно вздрагивали. Я думала, что он тоже плачет, но, когда подняла глаза, увидела, что парень покатывается со смеху.
– Да что с тобой такое? – Я ткнула его локтем в бок.
– Этот придурок заставил меня пообещать, что я буду его шафером. – И Гейб захохотал еще громче. – И выжил. – Парень вытер выступившие слезы. – И теперь представьте меня в смокинге!
Я засмеялась вместе с Гейбом. Лиза вскочила со стула и схватила меня за руку. Облегчение – это единственное, что я чувствовала. Облегчение, потому что с Уэсом все будет нормально и мы теперь точно будем вместе.
Он был жив.
Любовь всей моей жизни ждала меня в соседней комнате.
Черт возьми, да я через год выхожу замуж.
Теперь настала и моя очередь расхохотаться.
Я мечтал вновь увидеть Кирстен в свадебном платье. Я стою в церкви и жду, а она идет ко мне. Следующий кадр – и вот я уже держу ее за руку, и мы смотрим, как наши дети играют у дома. Следующий кадр. Я вижу, что снова держу Кирстен за руку, но ее кожа уже покрыта морщинками, а еще у нас только что родился еще один внук. Это моя жизнь. Это мое будущее. И оно целиком и полностью принадлежит ей.
Первое, что я увидел, когда очнулся – это был склонившийся надо мной отец. На его лице застыло выражением благоговейного восторга. И я понял, что я в порядке. Я понял это в тот самый момент, когда увидел на пальце Анжелы мамино обручальное кольцо. Я знал, что всего лишь ненадолго усну, чтобы проснуться и начать свою жизнь. Заново.
Лицо отца то становилось четче, то снова расплывалось, как и лицо Кирстен. Я понятия не имел, сколько времени проспал. Но теперь это неважно: я наконец открыл глаза.
Я попытался на чем-нибудь сфокусироваться – на чем угодно. Через какое-то время папино лицо перестало расплываться. От его улыбки у меня защемило в груди. А, может быть, грудь болела после операции. Я не мог понять, то ли это физическая боль, то ли душевная, но меня это не особо волновало. Мне было больно, а это значит, что я был жив.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил отец.
– Как квотербек. – Мой голос звучал хрипло – горло сильно саднило после дыхательной трубки. Но это не важно. Я хотел говорить. Если я могу говорить с людьми, и они мне отвечают, значит, это все происходит на самом деле, а не в моем воображении в последние минуты предсмертной агонии. Каждый вдох давался с огромным трудом, грудь чертовски болела, но я продолжал дышать.
Читать дальше