Кэтрин Кингсли - Небеса любви

– Ну подумай же хорошенько, – продолжила няня. – Сколько времени прошло с твоих последних регулов? Когда они пришли в последний раз?

Лили совсем об этом не думала. Время перестало для нее существовать, и меньше всего ее заботило отсутствие регулов.

– Не знаю… – пробормотала она в растерянности. – Может, до начала сбора урожая…

– Так я и думала, – с удовлетворением кивнула Коффи. – Значит – в сентябре. А сейчас уже почти декабрь. Да и выглядишь ты именно так, как положено выглядеть женщине, которая носит ребенка.

Лили окинула себя взглядом.

– Коффи, ты действительно думаешь, что я беременна? И я… Меня и впрямь то и дело тошнит…

– Сухое печенье натощак по утрам очень помогает. Тебе надо думать о будущем ребенке, Лили. А весь этот твой траур… Это только повредит и ему, и тебе. Лучше бы ты тратила силы на то, чтобы придумать, как вернуть мужа домой, где ему самое место. – Тяжело опираясь на палку, Коффи поднялась и вышла, не сказав больше ни слова.

Едва дождавшись, когда дверь за ней закроется, Лили провела дрожащими руками по животу. Да, так и есть – округлился! И грудь побаливала. Она так горевала из-за отъезда Паскаля, что ей даже не пришло в голову, что она, возможно, ждет ребенка.

Лили подошла к полке и вытащила одну из медицинских книг Паскаля. Полистав ее, нашла раздел о вынашивании ребенка и с увлечением погрузилась в чтение. Через некоторое время поставила книгу на место и снова села. Радость, которую она не испытывала уже несколько месяцев, накрыла ее с головой, и душа ее, проснувшись, как будто засияла.

В ней рос ребенок Паскаля. Он был еще совсем крошкой, но он являлся его частью. Лили осторожно погладила живот. Она почти наверняка знала, когда был зачат ребенок.

– О, Паскаль, – сказала она с чувством, – клянусь тебе, что буду любить нашего малыша до последнего своего вздоха. Я никогда его не брошу и никому не отдам. Я всегда буду сама о нем заботиться и буду защищать его от всех невзгод. До самой своей смерти. – Лили вздохнула. – Мне только очень хотелось бы, чтобы и ты мог жить с нами – жить для него. Паскаль, пожалуйста, возвращайся.

Лили подперла щеку кулаком. Ребенку нужен отец. Но как вернуть отца ребенку, если тот заперся в монастыре и даже писем ее не читает? Лили чувствовала себя абсолютно беспомощной.

И тут ей пришла в голову совершенно безумная мысль. Губы ее расплылись в улыбке – она улыбнулась впервые с тех пор, как Паскаль ее бросил. Может, он и сейчас не станет читать ее письма, может, откажется встречаться с ней, – но от собственного ребенка Паскаль не откажется.

Да, план ее был беспроигрышным. Абсолютно беспроигрышным!

Паскаль поднял глаза от книги, услышав, как кто-то скребется в дверь. Настало время ужина, но аппетита у него не было. Жульен не давал ему голодать и приносил еду, – хотел он есть или нет. Паскаль ни с кем не общался; он либо работал в одиночестве в саду, либо находился у себя в келье. А ночь проводил за молитвой в церкви. По-прежнему в одиночестве.

Жульен его понимал, так как по собственному опыту знал, что порой в аду живешь и при жизни. Паскаль по-прежнему не верил в загробный ад, но теперь-то понял: Господь, избавив бессмертную душу человека от адских мук, не защитил ее от страданий, вызванных плотской природой человеческого тела.

Паскаль дождался, когда Жульен уйдет, после чего открыл дверь и, взяв со столика за дверью, поднос с едой, взглянул на пищу безо всякого интереса. Сыр, хлеб, вино… и письмо из Сен-Симона!

Один взгляд на это письмо – и боль вонзилась в него, словно хищные зубы зверя, терзающие беззащитную жертву. Паскаль глухо застонал. Но почему же Жульен на сей раз не выбросил письмо?!

Паскаль снова взглянул на конверт и понял, что адрес написан не почерком Лили, но безусловно женским. Письмо могло быть лишь от герцогини, что и объясняло его присутствие на подносе. Он не давал Жульену указаний возвращать непрочитанными письма от герцогини, поскольку ему не приходило в голову, что она могла ему написать. И действительно, с чего бы? Ведь она должна радоваться тому, что он исчез…

Паскаль глубоко задумался. Было совершенно ясно: герцогиня не стала бы ему писать, не будь у нее на то серьезных причин. Но что же это за причина? Вероятно, с Лили что-то случилось. При этой мысли он в панике схватил письмо и мгновенно распечатал его.

Глаза его бегали по строчкам. Вначале им владел страх, а потом… Он не верил собственным глазам. Письмо казалось сбивчивым и нервным, но не допускало двойственных трактовок.