Сара Бауэр - Грехи дома Борджа

Каждый вечер, после долгих пышных трапез с театральными и музыкальными интерлюдиями, его неутомимое Блаженство приказывал дамам танцевать, и мы танцевали до кровавых мозолей, пока музыканты не начинали клевать носами над своими инструментами. Тогда он отправлял всех нас на улицу, любоваться с Бельведера или крепостного вала Сант-Анджело фейерверком, и только потом отпускал на покой, ослепших и промерзших до костей. В душе я была благодарна, что взгляд Папы Римского никогда не выражал при виде меня ничего, кроме обычного расположения. Даже не представляю, где находили силы дамы донны Лукреции сопротивляться, а затем милостиво уступать его заигрываниям. Наверное, большую роль тут играло то, как преуспело семейство Фарнезе благодаря Джулии, да и сама донна Лукреция служила им примером – незаконнорожденная дочь испанского выскочки и трактирщицы собиралась теперь замуж за представителя дома д’Эсте.

Сегодня вечером герцог Валентино давал прием в своих личных покоях в честь сестры. По крайней мере, как заметила Анджела, получив приглашение, нас хоть покормят хорошо. В отличие от своего отца герцог славился любовью к изысканным яствам и вину. И мы были польщены приглашением; не всем дамам донны Лукреции оказали подобную честь, так как предстоял прием для избранных, не более пятидесяти гостей.

– Не знаю, как ты можешь думать об угощении с такой вонючей маской на лице.

Лично мне эта смесь крови и сыра была вдвойне неприятна; видимо, обоняние и вкус медленнее привыкали к христианству.

– Не будь такой серьезной, Доната. И не заставляй меня разговаривать, а то маска лопается вокруг рта.

Мы полежали немного в тишине, нарушаемой лишь тихим шипением тающих свечек и, один раз, звоном разбитой посуды и сердитыми голосами из дворцовой кухни, располагавшейся неподалеку. Внезапно Анджела сказала:

– Доната. Такое высокопарное имя, такое… благочестивое. Тебе нужно прозвище.

– Разве Анджела не благочестивое имя?

– Нет. С ангелами все просто – даешь подарки, получаешь, благодаришь… Кроме того, Люцифер был ангелом. У ангелов на все своя точка зрения.

– И как ты собираешься меня называть? Люцифером?

– Не знаю. Но подумаю. А теперь помоги мне смыть все это. К кузену Чезаре опаздывать нельзя. До смерти хочется посмотреть, во что будет одета Фьямметта.

Мне бы следовало догадаться, какого мнения обо мне герцог. Его приглашение вовсе не льстило и даже не оскорбляло. Он просто выбрал тех, кого счел подходящими для того развлечения, которое задумал, и, разумеется, учитывая обстоятельства нашего знакомства, я годилась в компанию.

Если герцог приезжал в Италию, то жил не в старом предместье Рима, своем дворце Сан-Клементе, в котором много лет подряд велась реконструкция, а в апартаментах, прямо над отцовскими покоями, в Ватикане. Эти комнаты когда-то принадлежали принцу Джему и, несмотря на шутливый подарок Святого Отца Элизабетте Сенезе, сохранили былую восточную роскошь, которой окружил себя турецкий принц. Мы ужинали за низкими столами, откинувшись на подушки, как древние римляне. Свечи, ароматизированные ванилью и сандаловым маслом, ярко сияли в подсвечниках, и чувственные, пьянящие ароматы не испарялись благодаря массивным шторам из темного бархата.

Мужчины и женщины ужинали вместе, юные аристократы из окружения герцога (кое-кого я узнала), горстка молодых кардиналов, чьи алые одеяния сразу бросались в глаза среди разноцветных шелков и парчи дам, большую часть которых я видела впервые. Донна Лукреция томно возлежала возле отца. Тот, учитывая его возраст и высокий статус, сидел на резном стуле, положив одну ногу на подушку, а вторую, с подагрой, на плечо маленького негритенка, стоявшего перед ним на коленях.

Но самого герцога не было. Он не появлялся весь ужин, но когда слуги убирали блюда с фруктами, а музыканты листали ноты на подставках, огромные двойные створки дверей распахнулись, и он вошел в сопровождении двух слуг в красно-золотых ливреях и высокой рыжеволосой женщины, висевшей у него на локте, которую я приняла за Фьямметту. Рядом с ней герцог, как всегда одетый в черное и с минимальным количеством драгоценностей, оставался незаметной тенью. Она была великолепна, с кремовой кожей и прямой осанкой, заставившей меня вспомнить классические мраморные статуи, украшавшие новые фасады огромных дворцов, вроде нашего. Если бы не глубокое декольте и яркая раскраска на лице, ее легко можно было принять за гранд-даму, а не куртизанку. Она хорошо музицировала и могла продекламировать наизусть почти всего Овидия, хотя утверждали, что она применяла на практике наставления из «Ars Amatoria» [15] со своими любовниками.