Элизабет Чедвик: Ради милости короля

– Числом они превосходят вас вчетверо, но, судя по тому, что я видел, ваши люди лучше организованы и экипированы.

Де Люси прикусил верхнюю губу и задумчиво посмотрел на Роджера.

– Идем, – приказал он.

Настороженный и напряженный, Роджер последовал за ним из гостевого зала в главную церковь аббатства Святого Эдмунда. Воздух благоухал ладаном, и надвигающаяся ночь была озарена мягким сиянием лампад и свечей, расставленных вдоль массивного нефа. За хором на восточном конце главной церкви возвышалась усыпальница святого Эдмунда, восточноанглийского короля-христианина, умерщвленного датчанами триста лет назад. Остроконечный навес, украшенный панелями из чеканного серебра и сверкавший драгоценными камнями, покрывал гробницу и отражал огни свечей и алтарных светильников, – казалось, жидкий металл струится по ложу из драгоценных камней. В филигранном подтоке рядом с гробницей святого стояло знамя, его шафрановый шелк мерцал в сиянии алтарного светильника. Золотые и красные кисточки свисали с петель, крепивших знамя к древку, а в середине шелкового поля была вышита красная корона, пронзенная стрелами.

– Сие есть штандарт древних властителей этой земли, – произнес де Люси. – Эдмундсбери некогда был их резиденцией, как вам, наверное, известно. Ваш дядя намеревался идти с этим знаменем в бой, но, возможно, согласится передать ответственность родственнику.

У Роджера волосы на затылке встали дыбом. Он бросил взгляд на де Люси, но в глазах юстициария не было укоризны, презрения или предвкушения неудачи.

– Милорд, я охотно понесу знамя вместо дяди… если вы с ним позволите.

Де Люси крепко хлопнул Роджера по плечу:

– Решать не нам, а святому. Но поскольку вы здесь, перед его гробницей, а не разоряете его земли мечом, полагаю, он уже высказался.

Роджер взглянул на знамя. Золотые нити верхней кисточки чуть развевались от дуновения воздуха.

– Милорд, я хотел бы помолиться.

– Как пожелаете, – кивнул де Люси. – Разыщите меня, когда будете готовы.

Он ушел, бесшумно ступая по полу часовни. Роджер глубоко вдохнул запахи церкви, дарящие душевное спокойствие. Отец высмеивал потребность Роджера в подобных минутах пребывания наедине с Господом. Он говорил, что в церквях засиживаются только монахи, глупые женщины и слабаки с протухшими мозгами. Но Роджер ценил покой и возможность уладить дела с Создателем и обрести уверенность в себе. Его мнение о том, отчего протухают мозги, никогда не совпадало с отцовским.

Молясь, Роджер закрыл глаза, и в темноте перед ним возник образ знамени, реющего на свирепом ветру, и собственной руки, сжимающей древко. За знаменем виднелся Фрамлингем в кольце пламени. Еще дальше, едва различимые, новые башни вставали из пепла. Но что за золото и багрянец пляшут на зубчатой стене? Фамильный штандарт или всепожирающий огонь?

Гундреда, графиня Норфолк, наблюдала, как ее муж завершает приготовления к отъезду с армией Лестера, и понимала, что необходимо действовать, поскольку другой возможности может не представиться. Гуго далеко за семьдесят, пусть он до сих пор крепок и силен. Он может не вернуться из этого набега. Она знала, что испытывает его терпение, – вон как расхаживает по комнате, красный, словно вареный рак, но пощечина – невысокая плата, если графиня хочет обеспечить наследство своим сыновьям.

– Я знала, что Роджер предаст, – сказала она. – Вы никогда не могли на него положиться, а теперь он доказал, чего стоит.

Гундреда смотрела на мужа из-под прикрытых век, чтобы оценить его реакцию. Получив известие, что Роджер не стал грабить земли аббатства Святого Эдмунда, а собрал отряд верных рыцарей и сержантов [6]и перешел на сторону короля Генриха, Гуго смахнул серебряные кубки с буфета, сорвал портьеру и расколотил о стену скамеечку для ног.

– К чему подливать масла в огонь, женщина? – свирепо глянул на нее Гуго. – Роджер выродок, сын шлюхи, мне это известно и без твоих напоминаний. – Он поставил ногу на сундук, чтобы затянуть крепление шпоры.

Гундреда, сложив руки на коленях, смотрела больше на них, чем на мужа, чтобы не казаться слишком самоуверенной. Он ценил самоуверенность только в тех случаях, когда мог ее раздавить.

– Потому что, муж мой, если он действительно таков, то не должен оставаться вашим наследником. У вас есть два верных сына, которые вдвое отважнее его и во всем вам покорны.

Гуго закончил возиться со шпорой и снова выпрямился, властно расставив короткие ноги. Впервые увидев его, Гундреда вспомнила приземистых псов, какими травят привязанного быка, и минувшие годы только усилили сходство, вплоть до отвисших брыл.