Ирэне Као - Я чувствую тебя

– Оставь меня! – я кричу и отчаянно вырываюсь. Прохожие на тротуаре таращатся на нас, будто все происходящее и так уже не достаточно унизительно.

Непоколебимая, продолжаю упрямо идти вперед, взгляд устремлен перед собой, кулаки сжаты, готовы к защите, сердце под замком внутри железной брони. Перехожу улицу, рискуя попасть под такси. Леонардо побеждает, хватает меня за запястье, держит крепко и не дает вырваться.

– Элена, прошу тебя, давай поговорим. – В этой просьбе я слышу и его авторитарный тон, и тень мольбы.

– Теперь ты хочешь поговорить? – цежу сквозь стиснутые зубы, стараясь высвободиться из его хватки. – Теперь, когда я все узнала?

О, если бы вместо глаз у меня были два кинжала – силы столкнуть его с парапета вниз, в Тибр.

– Я не хотел, чтобы ты узнала таким образом.

– Ну и когда же ты собирался мне все рассказать? – У меня сжимается горло, но я пообещала себе не плакать и не буду плакать.

Леонардо поднимает руки, будто чтобы успокоить меня.

– Я прошу тебя просто выслушать.

– Я от тебя не хочу слышать ни слова, – и собираюсь обойти его, но он блокирует меня своим телом. Помимо своего желания, я нахожусь в сантиметре от его груди, погруженная в его запах.

– Пожалуйста, – его просьба выглядит отчаянной и искренней. – Ты все равно меня возненавидишь, но позволь хотя бы объяснить.

– А что тут объяснять? – спрашиваю, смирившись, делая шаг назад. – Мне и без того все кажется достаточно ясным.

– Ты ошибаешься, Элена. Потому что есть вещи, которые ты не можешь знать. Вещи, которые я всегда держал в себе и никому не рассказывал.

Леонардо смотрит вдаль, на шее кадык ходит вверх-вниз. Я смотрю на него, как загипнотизированная.

Внезапно меня озаряет новое понимание: Леонардо сейчас требуется, чтобы я выслушала его, точно так же, как мне нужно услышать его слова, которые опять разобьют мне сердце.

– Давай… – вздыхаю под конец, скрестив руки на груди.

Леонардо прислоняется к парапету на набережной реки, глаза опущены. Он словно ищет конец нитки очень запутанного клубка. Собирается с силами, потом начинает рассказывать.

– Лукреция была любовью всей моей жизни, долгое время назад. Я думал, что проведу всю мою оставшуюся жизнь с ней. Но все вышло не так, как мы надеялись.

Он начинает свой рассказ издалека. Я стою перед ним, и мне ничего не остается, как заглушить все мысли и оставаться здесь, застывшей, и слушать его. Давай, Леонардо, рассказывай. Я хочу все знать.

– Мы познакомились в лицее, в Мессине, и поженились в двадцать лет: мы любили друг друга и не хотели ждать, не видели в этом смысла.

Одной рукой он похлопывает себя по лопатке:

– Эту татуировку мы сделали почти сразу же после свадьбы: две сплетеннные « L» , навсегда.

Покачивает головой и улыбается собственной наивности.

– Мы были молоды и полны иллюзий, даже заносчивы в нашем счастье. И мы действительно так себя чувствовали, многие годы. Затем Лукреция забеременела и на седьмом месяце потеряла ребенка. Эта травма что-то затронула в ней, может быть, нечто, что было всегда, но оставалось на дне. Моменты мрачной депрессии перемежались с моментами экзальтации: иногда она целыми днями не выходила из дома, не ела, оставаясь в полурастительном состоянии. Потом приходила в себя и снова становилась веселой и бездумной. У нее всегда был нестабильный характер, поэтому первое время я не волновался. Думал, что, пережив боль потери, она снова станет прежней. Но все только ухудшилось.

Она превратилась в чужую. Эта была больше не она. Иногда я смотрел на нее, и даже лицо казалось мне незнакомым. Ее сердце, которое прежде было сгустком страсти, остыло и голова больше не работала. Я пытался помочь, но она отталкивала меня. И именно тогда она начала исступленно думать, что я изменяю ей, что недостаточно ее люблю. Она ненавидела меня, обвиняя в том, что я – причина всех ее проблем. Однажды, во время одного из своих приступов ярости, она ранила меня ножом. Я не знал, что делать. Не имело значения, что будет со мной, я видел, что она страдает и хотел освободить ее от всей этой боли, но был бессилен перед ее болезнью.

В конце концов она сама решила освободиться – оставшись дома одна, перерезала себе вены. Я нашел ее в ванной умирающей.

Его голос вздрагивает, и Леонардо останавливается на мгновение, чтобы сглотнуть. Чувствую, как моя враждебность разрушается под ударами его слов, его боль уменьшает мою ярость.

– В госпитале ей диагностировали биполярный синдром [78] и посоветовали обратиться в специализированную клинику. Я хотел вернуть ее домой: она ведь была моей женой, я любил ее больше жизни и готов был ухаживать за ней. Но мне сказали, что, если она останется со мной, это только ухудшит ее состояние. Наши родственники предложили приютить ее и посоветовали мне уехать, для моей же пользы. Я был истощен, почти на грани срыва. Даже врач, который наблюдал за ней, посоветовал мне сменить обстановку.