Оливия Дрейк - Если башмачок подойдет…

– А я стала бы высохшей старой девой и никогда не познала бы радостей любви, не обрела бы настоящую семью.

Он коснулся ее губ нежным поцелуем.

– Я намерен дать тебе семью, которой у тебя никогда не было, Аннабелл. Однако пока тебе придется довольствоваться только мной и Николасом.

Хотя его слова наполнили ее счастьем, она внезапно вспомнила что-то и порывисто села, тихонько ахнув.

– Николас! О, Саймон, я совсем забыла, что Элоуэн покинула его. Он остался совершенно один в детской.

– С ним все будет в порядке, любовь моя. – Саймон слегка коснулся пальцами ее грудей, затем с сожалением убрал руку. – Ну ладно, как ни соблазнительна ты, моя дорогая, мы больше не можем задерживаться. Злые языки уже работают вовсю по поводу нашего долгого отсутствия.

Когда они поднялись с постели, Аннабелл положила ладонь ему на грудь.

– Ты будешь сильно возражать, если я больше не вернусь на бал? Уже поздно, и у меня нет желания отбиваться от сплетен после того, что мы пережили сегодня.

Улыбка заиграла в уголках его губ, когда он заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо.

– У тебя аура женщины, с которой усердно занимались любовью.

– А у тебя вид мужчины, который полностью удовлетворен. По крайней мере в данный момент.

Аннабелл поднялась на цыпочки, и их губы встретились в волнующем обещании на будущее. Она не желала ничего больше, чем снова лежать с ним рядом, но понимала, что у него есть обязанности перед его гостями. Поэтому она вложила всю свою любовь в этот поцелуй, давая ему понять, как сильно она будет скучать по нему.

Когда они наконец оторвались друг от друга, в глазах Саймона появилась решимость.

– Мы поженимся, как только я смогу все устроить.

Она одарила его чувственной улыбкой.

– Как пожелаете, милорд.

Они помогли друг другу одеться, прерываясь на легкие ласки и короткие поцелуи, пока весь процесс не занял вдвое больше времени, чем было необходимо. Поскольку некоторые из гостей собирались остаться на ночь, Саймон осторожно выглянул в коридор, чтобы убедиться, что никто не увидит, как они вместе покидают его спальню. Затем они прошли через пустынный коридор к лестнице, ведущей в детскую.

Он протянул ей свечу.

– Думай обо мне.

– Всегда, любовь моя.

Они поцеловались в последний раз. С подгибающимися коленями Аннабелл прислонилась к каменной стене, а он ушел прочь и скрылся за углом. Слабые звуки музыки доносились снизу, из бального зала. Праздничный ужин, наверное, закончился, и все гости снова танцуют. Если бы только она могла пойти туда вместе с ним. Она уже чувствовала себя покинутой и одинокой.

Но Аннабелл могла только вообразить, как она, вероятно, выглядит, растеряв половину шпилек, с выражением бесконечного счастья на раскрасневшемся лице. Сейчас ей лучше всего вернуться в свою комнату и больше не давать пищи для сплетен. Они и без того уже цветут пышным цветом.

Поднявшись по лестнице, Аннабелл вошла в классную комнату. Она выглядела совсем как прежде, темная и тихая. Это были ее владения последние несколько месяцев. А теперь она станет хозяйкой также и всего замка. Реальность этого еще не улеглась как следует в ее мозгу.

Аннабелл направилась прямиком в спальню к Николасу. Он крепко спал в своей постели. Дыхание его было ровным, а светлые ресницы веером лежали на нежных щеках. Она поправила его одеяло. Саймон был прав. Возможно, она зря слишком беспокоилась. Но ей нестерпимо было думать, что с мальчиком может что-нибудь случиться. Как и Саймон, Николас стал очень дорог ей. Теперь они были ее семьей, и она стала счастливейшей женщиной в мире.

Осторожно закрыв дверь, Аннабелл осмотрела коридор и увидела, что комната Элоуэн по-прежнему пуста. У нее мелькнула мысль выйти во двор и отыскать нерадивую служанку на гуляньях в честь Самайна. Но затем она решила, что это можно отложить до утра. В данный момент она была слишком счастлива, чтобы делать кому-либо выговор. В любом случае она теперь здесь, если Николасу что-то понадобится.

Ей хотелось улечься в постель и насладиться воспоминаниями о том, как они с Саймоном занимались любовью. Никогда в жизни она даже вообразить не могла, что подобное удовольствие возможно между мужчиной и женщиной. Вся поэзия, все сонеты и стихотворения, которые она прочла за эти годы, внезапно обрели для нее новый смысл. В этих строчках любовь не была преувеличением ради литературного эффекта, как она всегда считала. Если на то пошло, в реальности она была гораздо прекраснее и радостнее, чем это можно выразить словами.