Мишель Лейтон - Поднимаясь ко мне

Придурок!

– Ключи, – говорю я Мариссе, проходя мимо.

Она дает мне связку, и я иду вперед, чтобы отпереть дверь. Открываю ее нараспашку и несколько секунд прислушиваюсь. Ничего подозрительного. Тогда я щелкаю выключателем справа от себя и осматриваюсь.

Все выглядит ровно так же, как несколько ночей назад, когда я возвращался сюда за вещами Оливии. Это хорошо.

Наверное, надо убрать с дороги разбросанные вещи, чтобы Нэшу легче было пройти. Но тут я вспоминаю самодовольную ухмылку у него на губах и решаю, что, если он рухнет на свою высокомерную задницу, это пойдет ему на пользу.

Оглядываюсь на дверь. Троица как раз добралась до нее.

– Ну? – я приглашаю их войти.

Нэш и Оливия переступают порог, а Марисса нет. Оливия смотрит на нее.

– Ты сама знаешь, что не обязана это делать. Можешь вернуться к отцу или поехать к Кэшу. Никто не станет винить тебя, если ты больше никогда не захочешь вернуться в этот дом.

Я бы сказал то же самое Оливии. Она почти застала похищение Мариссы. Марисса выглядит страшно напуганной. Она и всегда-то бледная, но сейчас, при тусклом освещении, ее бледность кажется мертвенной.

Глаза Мариссы мечутся между дверным проемом и Оливией. Слышу ее прерывистое дыхание. Если Марисса решится, я признаю, что она хороша. Чертовски хороша. Лучше, чем можно было от нее ожидать.

– Нет, я должна это сделать. Не могу же я вечно жить в страхе. Снова на коня, верно? – произносит она со слабой улыбкой.

– Я отведу Нэша. А ты не спеши.

Марисса делает глубокий вдох и качает головой:

– Нет, со мной все в порядке.

Может быть, это фамильная черта – передавать какими-то телесными проявлениями идею, что человек собирается с духом и как будто сам себя за уши вытягивает из болота, потому что Марисса делает то же самое, что несколько раз делала Оливия. Она тянет себя за уши из болота. Может быть, в ней есть многое от Оливии, и этого хватит, чтобы в конце концов превратить ее в полудостойного человека.

Они втроем заходят в дом. К моменту, когда вся троица оказывается в гостиной, мне кажется, что теперь уже Нэш поддерживает Мариссу, а не она его.

– Сюда, – направляет движение Марисса и указывает путь к своей спальне. – Он может занять мою комнату. А я буду спать на диване.

Никто не возражает, и я меньше всего. Это была не моя идея. Уж я-то точно не буду спать на диване. Мое место – рядом с Оливией. А Марисса сама себе хозяйка.

Когда девушки начинают снимать с Нэша куртку и футболку, я ухожу под предлогом, что буду встречать того парня, который должен прийти от Гевина. Это звучит глупо, но во мне закипает бешенство, когда я вижу, как Оливия раздевает другого мужчину, пусть даже это мой собственный брат-близнец. На самом деле от этого, вероятно, становится только хуже. Все равно что она раздевает меня. Только это не так.

Я шагаю взад-вперед на пороге открытой входной двери злой как черт, в это время неописуемого вида черный седан подъезжает к поребрику. Из машины вылезает низенький человечек, оглядывается, забрасывает на плечо сумку и спокойно, как обычный прохожий, идет по тротуару. Когда он приближается ко мне, я удивляюсь, что он совсем юнец.

– Где раненый? – спрашивает незнакомец.

Юнец или не юнец, но парень, видно, деловой.

– А ты кто? – Пусть считает меня дураком, это будет его ошибкой.

– Делани. Гевин попросил меня прийти.

– Ты его летучий приятель?

– Нет. Я работал с ним в Гондурасе.

Пару раз я слышал, как Гевин упоминал это место. Очевидно, он был одним из немногих… специалистов, нанятых для какой-то особой миссии там. Все пошло к чертям собачьим. Гевин не распространялся об этом, но, судя по тем скупым словам, которые я от него слышал, выходило, что для наемников это было все равно что попасть в окопы во время войны. Если этот парень был с Гевином, могу себе представить, как они стали должниками друг друга.

– Сюда, – говорю я и веду гостя в комнату Мариссы.

Мы все стоим вокруг как любопытные зрители, пока Делани ощупывает Нэша. Должно быть, в сумке у него аптечка и набор самых необходимых инструментов. Делани дает Нэшу выпить пару рюмок, промывает раны каким-то средством, которое извлекает из плотно закрытого тюбика. Потом вводит иглу шприца, наполненного чем-то (могу предположить, что это лидокаин), в порез, надевает стерильные перчатки и накладывает швы.

Закончив возиться с раной, Делани ставит на прикроватный столик пузырек с таблетками, говорит, чтобы Нэш принимал их по одной три раза в день в течение двух недель, кивает ему, встает и собирается уходить.