Майя закрыла лицо руками. Ее плечи задрожали. Я уже не помнил, когда в последний раз успокаивал девушек. И забыл, какие слова необходимы.
– Ну, ну, пожалуйста. Зря ты так… Словно себя ненавидишь. Но так неправильно, честное слово, неправильно. К тому же есть и четвертые, тоже не самые лучшие. Например, я. Есть и пятые, и шестые. Майя, поверьте, каждый, каждый в жизни наделал уйму ошибок. Один больше, другой меньше. Но если их всех разбирать по буковкам – можно сойти с ума. Потому что все их невозможно исправить. И с этим нужно смириться. И не надо себя корить. А тем более ненавидеть. Ведь вы не единственная в этом мире, кто живет не так, как хотел бы.
– Вот ты снова перешел на “вы”, – она подняла заплаканное лицо. – Вот мы снова стали чужими.
– Нет, нет! Просто… Просто, когда я философствую, что делаю крайне редко, от собственной значимости мне кажется, что я общаюсь с огромной аудиторией весьма значительных людей. И на “вы” как-то солиднее получается.
Майя улыбнулась и уткнула мокрое лицо в мои ладони. Я посмотрел поверх ее головы и столкнулся взглядом с улыбающимся Васильком.
– Ну, Кира. Хороший же ты кавалер, если на свидании доводишь девушку до слез.
– Она плачет от избытка счастья.
Я поднялся с места, и мы крепко обнялись. Мы всегда обнимались при встрече и при расставании. Такова была традиция, издавна установленная Васильком. Поскольку жизнь свою он строил по законам войны, ему постоянно казалось, что следующей встречи может и не быть… Но вновь и вновь мы встречались, хотя и не так часто, и были несказанно рады друг другу.
Я представил Майю своему товарищу. И понял, что они сразу понравились друг другу. Ну, Василек всегда был душой компании и нравился всем с первого взгляда. Но я был крайне удивлен, что Майя оказалась вовсе такой не тяжелой в общении, как об этом я думал раньше. И вообще, сегодня я видел совсем другого человека. Не холодную гордячку, а милую, простую девушку с весенним именем, которое весьма подходило ей.
Мои друзья мило болтали о пустяках и хохотали во весь голос. А я с грустью отметил, как сильно постарел Василек. Даже не то, чтобы постарел, то же скуластое лицо, та же открытая улыбка, те же синие – синие глаза. Но в этих глазах накопилось столько потаенной тоски и боли, сколько я давно уже у него не замечал. С тех пор, когда он вернулся с войны…
– Так, – счастливо заметил он, потирая рук. – Сейчас я скоренько организую стол, а то вы совсем скисните от этого кофе. Майечка, хочу сразу заметить, что фирменное блюдо моего заведения – яичница-глазунья.
Василек начал было оправдываться, но Майя его перебила.
– Я обожаю яичницу, честное слово! Особенно если получается золотистая корочка, а к ней чуть пережаренных хлеб и соленый огурчик.
– О Боги! – Василек простер руки к небу (в данном случае к своему потрескавшемуся потолку). – Майя! Я сражен вами наповал! И почему везет только таким кретинам, как этот!
Василек бесцеремонно ткнул меня в бок. И исчез.
– Такие, как он, недооценивают сами себя… А ты же знаешь, девушки нынче глупые. – сказала Майя, провожая его взглядом.
– Ты права, он от собственной неуверенности сам послал всех к черту. В том числе и свою музыку. Она требует много сил и жертв, а он все оставил там, в Афгане. А ему после войны все кажется незначительным и ненужным.
– Он пишет музыку? – переспросила Майя. – У него красивая музыка?
– Красивая? – я задумался. Музыка Василька похожа на автоматную очередь. И как тебе сказать, красива она или нет? Главное – она искренняя, а значит – настоящая. И мне кажется она причиняет боль ему самому. Возможно, когда пройдет время, он сможет вернуться к ней… Впрочем, разве дело во времени?
Через некоторое время Василек вновь сидел с нами. Старенький столик уже покрывала белоснежная накрахмаленная скатерть (я уверен, он сбегал наверх к себе и притащил ее из дому), на котором стоял не традиционный букет поздних осенних цветов (уж, где он их нашел, даже не знаю). Мы наслаждались чуть горьковатым, еще теплым хлебом и золотистой яичницей. В центр столика он водрузил графин с вином.
– Знаешь, Василек, здесь самое чудесное место, где я когда-либо была, – говорила Майя, от удовольствия жмуря глаза.
И Василек верил. Хотя в отличие от него я прекрасно знал, что она бывала в самых фешенебельных ресторанах, но почему-то тоже ей поверил. И в очередной раз подумал, как мало в нашей жизни значат деньги.
– Судя по всему, твой бизнес идет не самым лучшим образом, – прозаично заметил я, нарушая идиллию.
Читать дальше