Екатерина Гракова: Все больны, всем лечиться

– Довольно, – оборвал его я. Горло сжимал спазм. – Заключаем сделку.

– За живых ещё приплатить придётся.

– Сколько?

– Две тысячи.

Я вытащил портмоне, высыпал всё, что в нём было, на стол, не пересчитывая придвинул главе. Тот пересчитал.

– Тысяча девятьсот восемьдесят. Не хватает.

– Всего-то двадцатки.

– Для кого-то и двадцатка деньги.

– А если я скажу, что плачу собственной жизнью?

– Это как? – заинтересовался глава.

– Продаю себя вам.

– За двадцатку?

– За двадцатку. Делайте со мной что хотите, только продайте эту землю.

Глава с минуту пытал меня взглядом.

– Странный вы, Боген. Зачем вам тогда земля, если она через вас снова городу принадлежать будет? Только деньги потратите.

– Это уже моё дело – зачем. По рукам или как?

– По рукам.

Он выписал бумагу о покупке земли и велел мне идти к секретарю.

– Не уезжайте из города, Боген. Теперь вы наш.

От секретаря я пошёл к нотариусу, которому тоже продал кусочек себя (я не стал говорить ему, что этот кусочек уже принадлежит главе). Потом вернулся к дому Лисабет.

Она как раз собиралась уходить. Увидев меня в дверях, остановилась.

Я протянул ей бумагу.

– Теперь эта земля твоя, Лисабет, а ты свободна.

Она посмотрела на бумагу, посмотрела на меня и спросила:

– Дорого я стою, Траст?

Я хотел сказать что-нибудь вроде «один паршивый щипальщик», но промолчал. Щипальщик был отнюдь не паршивым, да ещё и не один – за ним стоял Даагаст.

– Где их могилы? – спросил я вместо этого.

Я пошёл за ним. Женщина долго не пускала его, но он настоял на своём. Мне начинал нравиться этот человек.

Прости меня, мой повелитель, но это правда. Признающий вину достоин уважения.

– Я вижу тебя, – сказал я ему, не оборачиваясь и не останавливаясь.

– Я знаю, – был ответ.

Мы вместе обошли дом.

Три холмика, три таблички. Три могилы посреди сада, что был когда-то ухожен и хорош, а теперь зачах и порос травой. Я смотрел на них, читал надписи и вспоминал тех, кто лежал в земле. Если бы я не продал землю вместе с ними, были бы они живы?

– Я готов, – произнёс я.

– Ещё нет, – покачал головой щипальщик. Он стоял рядом и тоже смотрел на могилы, как будто знал мёртвых при жизни. – Сначала я отведу тебя к Даагасту.

Я сглотнул.

– А потом?

– Потом я съем твоё тело, а душу – то, что останется от тебя – отдам моему повелителю.

– Что он сделает со мной? Тоже съест?

Щипальщик засмеялся. Странно, но смех у него был приятный.

– Даагаст не ест души.

– А что он с ними делает?

– Сейчас увидишь.

Он протянул руку и коснулся меня. Просто коснулся, а мне показалось, что в плечо воткнули пять ножей.

– Чем ты можешь заплатить мне, Боген? У тебя ничего нет.

Я лихорадочно соображал, что ответить. Парки, глава Холлмарта, грозился выслать меня из города, если я не погашу долг моего старика, долг размером в пятьдесят тысяч, который тот накопил за последние годы разгульной жизни. Самого старика уже не было в живых, а выпитый им алкоголь и просаженные ставки всё ещё сидели на моих плечах. И хотя Парки не имел ничего против меня самого, он должен был отсчитываться перед городом за бюджет, а в нём-то как раз и проделал солидную дыру мой папаша. Он при жизни был заместителем Парки, левой рукой администрации, но даже этот факт не спасал его от расплаты.

Хитрец угас быстрее, чем его долг.

– Придётся мне сделать тебя рабочей силой, – с некоторым сожалением произнёс Парки.

– Стой, – вдруг сказал я. – У меня есть земля. Правда, на ней живут…

– Что за земля?

– На Парковой улице.

– Хм, хороший район. А кто там живёт?

– Да так, знакомые.

– Сдаёшь им дом?

– Вроде того. Бесплатно.

– Добрая душа, – усмехнулся Парки. – За землю с домом и людьми – кстати, сколько их там? – дам тысяч тридцать.

– Трое. Плюс пёс.

– Пёс не в счёт. Раз трое, значит, сорок пять. Ещё пятёрку отработаешь или есть заначка?

– Найду.

– Ты понимаешь, что твои знакомые попадают в кабалу города? Что они должны будут работать на него и не смогут уехать отсюда, пока каким-то образом не станут хозяева земли? Что их жизни – жизни, Траст – теперь принадлежат городу?

– Понимаю.

– Тогда неси ещё пять тысяч и катись ко всем чертям.

– Я сказал «знакомые»? – прошептал я. – Мне казалось, я говорил «друзья»…

– Нет, – возразил щипальщик. – Ты сказал «знакомые».