Александр Шорин - Литература ONLINE (сборник)

– А Аня?

– Придет, придет. Спи!

Дальше – провал.

Горячечный жар Аниного тела проник сквозь ткань джинсов – моих и её – мои руки, неожиданно обретшие крепость, подробно изучали её рельеф. Но неожиданно получив отпор в виде крепкого рукопожатия, замерли где-то возле ребер.

Потом, уже совсем неожиданно, пришли вдруг крепкие объятия. Потом – поцелуй, почему-то солёный. В голову пришел вопрос: кровь или слёзы?

Утром Мага был бодр и весел. Аня – задумчива и молчалива, как-то тихо мила. Я же был болен и мечтал более всего о цитрамоне.

Ехали весь день, иногда перекидываясь фразами. Не друзья – но добрые знакомые. Я несколько раз пытался нащупать Анину руку, но она куда-то ускользала.

Уже под вечер Мага покормил нас в придорожной столовой, а потом мы тепло попрощались у Мамаева кургана. Я махал вслед «КамАЗу» с чувством искреннего облегчения – всё закончилось. Родина-мать, возвышаясь над городом, тоже, казалось, махала своим огромным мечом.

Улыбаясь, я повернул голову к Ане.

– Куда теперь…

И споткнулся на полуслове.

Она сидела в траве, уткнув голову в колени. Плечи её дрожали от рыданий. Я осторожно дотронулся рукой до её плеча.

– Отходняк? Испугалась вчера?

Она резко отдернула плечо.

– Дурак! Я… я жизнь тебе вчера спасла, идиоту!

– Как? Чем?

– Чем-чем! Минетом, вот чем!

Рыдания прорвались сквозь ладони. Она подняла на меня полные слёз глаза.

– Ладно бы минетом. Они… он же обрезанный, что ему минет!

– Ты… Ты спала с ним? И молчала?!!

– Дурак! Он бы пристрелил тебя, если… Может, и меня тоже.

В бессильной ярости (откуда взялась?) я посмотрел на дорогу, где уже не было видно ни «КамАЗа», ни нашего Маги. Что-то я должен был сейчас сделать. Что?

– Ты… Он… Вы пользовались презервативами?

Она помотала головой. Слезинки брызгали в разные стороны.

– Подожди, а вензаболевания? Сколько, думаешь, у него шлюх было? А дети, в конце концов?

– Бог с ними, с венками. А дети – детей не хочу!

Я должен был что-то сделать.

Постинор мы нашли. Я потратил на него последние наличные. Аня, немного успокоившись, заявила неожиданно:

– Знаешь, я лучше поеду в Питер. Не хочу на юг.

– В Питер так в Питер. Поехали вместе – не хочу тебя одну оставлять. Сейчас, по крайней мере.

– А я хочу ехать одна. Пожалуй, спокойнее!

В общем, мы поссорились и пошли в разные стороны. Последние её слова потом долго звучали у меня в ушах:

– Знаешь, а он – самурай и чел. А ты… Ты – чувак.

Вот так всё и кончилось. Я искал её потом – да где там!

Мало того, что чёрт дёрнул меня начать работать корреспондентом этой идиотской жёлтой газетёнки, так ведь ещё и имел глупость нахвастать там, что являюсь другом семьи К. – самого известного писателя в нашем городе. А вот сегодня сорока на хвосте принесла: писатель умирает. А мне… Да, кому же, как не мне, нужно отразить это событие в газетной колонке.

Нет, поначалу я не сильно обеспокоился: написать о хорошем писателе легко. Но я забыл, где работаю: этим шакалам требуется не литературный анализ его творчества, а подробности смерти «из первых рук». И как я не плюнул им в лицо? Тварь… кто же я ещё?

Да, я тут действительно бывал, хотя насчёт «друга семьи» – соврал, конечно. Впрочем, в квартиру К. я попал без хлопот – то ли лицо моё показалось знакомым, то ли сказалась моя многолетняя привычка всюду пролезать со своим длинным носом…

В комнате, где на огромной двуспальной кровати лежал один из последних классиков современности, кроме меня и ЕГО, трое: жена, врач и ещё один типчик – известный пьяница и прощелыга, именующий себя художником. По стечению обстоятельств я знаю их всех достаточно хорошо, и, признаться, лучше бы не знал!

Желтое месиво лица прижизненного классика асимметрично. Трудно себе даже представить что-либо менее эстетичное: триумф разлагающейся плоти, уже утратившей даже признаки могучего когда-то интеллекта. Собравшиеся рядом кажутся мне стаей гиен возле издыхающего льва: молодая жена, старательно изображающая скорбь на лице. Её глазки то и дело выглядывают из-под опущенных век, чтобы поймать взгляд доктора. Уж кто-кто, а я-то знаю, что этот врач тут не случайно: еще полгода назад фото его обнаженного мускулистого торса, обнимающего плечо этой ныне страдающей от скорби Дианы украшало стенд нашей редакции… Перед кем они играют комедию? Разве что перед этим… с позволения сказать художником. Трупоед! При одном взгляде в его сторону меня аж передернуло от отвращения. Нашумевшая выставка им лично забальзамированных тел, непристойно смешанных с мусором, найденным на помойках. Последний писк искусства, которому был в нашей газете посвящен целый разворот… Б-р-р… А сам я? Чем я их лучше?