Михаил Липскеров - Весь этот рок-н-ролл

Так что Керт, выяснив, что сигарета не окончательно умерла вместе с дождинкой, прикурил ее снова и наклонил голову, чтобы козырек бейсболки закрыл доступ очередной мокрой смертнице к горящему концу сигареты. И двинулся вперед. («Вперед» – лишнее слово. А куда еще двигаться? Не назад же в квартиру, где досыпают в примитивном смысле этого слова Игги, Тинка и Брит и откуда он вышел совершенно не для того, чтобы вернуться.) Так что он шел куда-то в надежде, потому что без надежды идти куда-то никакого практического смысла нет. А вышел он так рано потому, что… мало ли что. Лучше раньше, чем никому.

А на дворе у нас, господа, стояли времена тухлые, но веселые. Вот и водка подешевела до 4.70, а народишко, конечно, хоть свою благодарность и выразил, но какое-никакое неудовольствие своей жизнью затаил. И Керт, будучи частицей этого самого народа, который тихо-мирно вымирал в его родной Замудоньевке Замудонского района Замудонской области, а также и в нынешней среде его обитания Замудонск-Зауральском, это неудовольствие в себе ощущал и по пьяному или похмельному делу мог отчаянно выразить. В виде свиста на комсомольском собрании или, того страшнее, оприходования дочки факультетского парторга, а потом отказа от ребенка, мотивируя его тем, что в ту пьяную ночь он был третьим, его посильное участие в оприходовании дочки факультетского парторга не носило социального протеста и не выражало завуалированного требования отказа от шестой статьи Конституции. А также тем, что его пистон дочке факультетского парторга ни в каких мерах не содержал выпада в адрес партии, с которой он, как яркий представитель народа, был един, учитывая, что вторым на дочке факультетского парторга был кандидат в члены КПСС. Так что, слезно покаявшись на комсомольском собрании, в глубине души Керт был рад, что какой-никакой моральный урон он системе нанес. Но по сравнению с неким Михаилом Федоровичем, который когда-то учился в Замудонск-Столичном головном институте, а потом играл в артиста эстрады, кертовский вклад в диссидентское движение был ничтожен. Этот Михаил Федорович, а также его собратья по эстрадному движению перетрахали такое количество дочерей секретарей райкомов, горкомов и обкомов от первого до третьего, что Советский Союз давно должен был бы рухнуть. А он стоит, как член того малого на Шикотане в шестьдесят втором году, которого снасильничали восемнадцать крабораздельщиц, предварительно перетянув ему яйца суровой ниткой. Так что употребление дочерей партийных работников в половых целях и их шалавская натура никоим образом не подкосили могущество державы и никоим образом не могли нанести урон светлому облику партии, на которую народ и без того давно положил с прицепом.

И вот Керт Кобейн-младший шел под навязчивым дождем по Замудонск-Зауральскому. Где учился в Институте цветных металлов и золота. Почему мы говорим «Керт Кобейн-младший»? А потому, что если есть Кобейн-младший, то обязательно есть (или был) Кобейн-старший. Хотя… Нет, точно отцом Керта был Кобейн-старший. Потому что в их Замудоньевке нравы были строгие. И если мужская часть могла еще слегка погуливать при поездке, скажем, на элеватор или в райцентр за покупкой новой телогрейки или штанов, то женщины – ни-ни. Потому что после работы в колхозе и по хозяйству ноги раздвигались только при полном напряжении сил. И только для того, чтобы понести очередного Кобейна. А из-за отсутствия в селе фельдшера народившиеся Кобейны вымирали как в царское время, и выжил только Керт, который, на удивление всей Замудоньевке, вырос самородком – не в смысле, что родился сам собой, а в смысле Ломоносова: закончил десятилетку, работал по сельскому хозяйству сельским хозяйственником, а потом ушел с сельскохозяйственным обозом в Институт цветных металлов и золота Замудонск-Зауральского. Другого не было.

Куда же он шел теперь, типа сейчас? И зачем? А все дело в том, что во время групповых забав в однокомнатной квартире панельного дома, которую Керт снимал на пару с Игги Попом, при пересменке с Тинки на Брит он с удивлением увидел на Брит совершенно постороннего человека, который за квартиру не платил, вина не покупал и прав на использование Брит в целях достижения оргазма не имел. Решительно никаких. Керт тихо остолбенел. И как не остолбенеть, если пять секунд назад на Брит был Игги Поп, а сейчас ритмично вздымалась и опускалась, как морская волна, совершенно посторонняя задница. Единственной отличительной чертой которой была вопиющая наглость.