Александр Штейнберг: …И рухнула академия

– Фима, потише, – слышался голос Николая Сергеевича, сидевшего возле балкона.

В нашей мастерской был свой балкон. И вообще этот дом был смешанным: институт занимал второй и подвальный этажи, а в бельэтаже были квартиры. Мне тут же поведали страшную историю о том, как на втором этаже освободилось пару лет назад две комнаты, и к чему это привело. На эти комнаты претендовали сотрудники нашего института, сотрудники ГИПРОводхоза и местные жильцы этих коммунальных квартир. Как только наш директор узнал об этих комнатах, он тут же их выделил Надежде Алексеевне – моему визави, и начальнику издательского отдела – бывшему партизану. При этом он велел немедленно их захватить, так как узнал об этом первым, и занять круговую оборону. Его распоряжение было выполнено. Но на следующий день вражеские силы пошли на штурм. В двух институтах-соперниках никто не работал. Партизан заколотил дверь гвоздями изнутри с помощью молотка, заброшенного через окно. Еду ему передавали в авоськах на шестах, тоже через окна. Опытный партизан сопротивлялся до последнего. Как он потом рассказал, заколоченные гвоздями двери они открыли, приложив чудовищные усилия, так что ручка от дверей осталась у него в руках. И когда неприятель готов был уже праздновать победу, дирекция бросила в бой весь наш мужской состав, благо институт размещался в этом же здании. Силы были неравными, и враг капитулировал.

С Надеждой Алексеевной дело было хуже. В квартире на посту оставался ее интеллигентный муж – профессор художественного института, поскольку у нее был выпуск проекта. Он заперся и стал ждать. Тут в дверь тихонько постучались, и на вопрос «Кто это?» был получен ответ: «Соседка. Пришла посоветоваться». Он, как человек неопытный, взял да и открыл. Действительно, вошла соседка – владелица соседней комнаты, женщина энергичная, мать двух детей, имевшая большие виды на эту комнату.

– Чем могу быть полезен? – спросил интеллигентный претендент на жилплощадь.

– А вот чем. – Она резким движением сбросила халат и осталась в чем мать родила. – Убирайся немедленно отсюда, иначе я подниму крик, что ты меня насилуешь, что ты пришел специально надо мной надругаться, – тут она повысила голос. – Не смей раздевать меня, – прокричала она, – не трогай мой лифчик.

После первых же криков наш претендент трусливо покинул поле боя, и статус-кво удалось установить только с милицией.

К моменту моего прихода мастерская работала напряженно, так как заканчивался проект жилого дома возле Бессарабки, куда должны были вселиться наши сотрудники, в том числе и счастливые обладатели с таким трудом отвоеванных комнат. Поэтому, как только я получил собственный рабочий стол с рейсшиной, Иван Николаевич, наш главный инженер, подошел ко мне и сказал:

– Сейчас срочных архитектурных работ нет, поэтому загружать вас буду я. Вы можете сделать план перекрытия?

– Конечно, – ответил я, хотя не был в этом уверен.

Я получил «козу» (образец) и усердно принялся за работу. Работа оказалась несложной, но мне хотелось блеснуть графикой и преподнести мой первый чертеж красиво. В ту пору все чертежи калькировались копировщицами, поэтому все писали как попало. Я же старался изо всех сил, высунув язык, и все надписи выполнил изящнейшими шрифтами. Это произвело впечатление. Иван Николаевич носился с этим листом и тыкал им в лицо всем своим инженерам. На второй день он меня спросил:

– А подпорную стенку вы посчитать тоже сможете?

– Могу, – ответил я и испугался, так как подумал, что меня хотят переквалифицировать в инженеры.

Через несколько дней, когда я уже сделал несколько конструкторских работ, я понял, чем вызвана такая ситуация. Все расчеты и проверку чертежей делал в мастерской один человек – великолепный инженер Александр Валерианович Рыков, с которым я познакомился в первый же день. У нас было много общих знакомых из среды архитекторов. Он был интеллигентнейшим человеком, сыном профессора Валериана Никитича Рыкова – известного архитектора, первого ректора Киевского художественного института, автора ипподрома, киностудии, банка. С ним было приятно беседовать во время перекуров. Он пользовался большим уважением в районной библиотеке: ему в первую очередь давали прочитывать все толстые литературные журналы, так что он был в курсе всех дел на литературном фронте. Он любил вспоминать истории из своего детства, причем эти воспоминания носили ярко выраженную кулинарную окраску. Особенно выпукло прорезались эти воспоминания после посещения диетической столовой, где он регулярно питался.