Александр Штейнберг - Документы забытой памяти

– Объясни мне, – спросила Леночка, – почему картины развешены вплотную? Что, у них запасников нет?

– Запасники есть, да так все-таки нагляднее их плачевное состояние. Они ведь все время жалуются на нищету, просят деньги на расширение, на реконструкцию, на благоустройство, на канцелярские двухтумбовые столы, чтобы их бухгалтеры не ставили компьютеры на антикварные бюро. Жертвуют им немало, да и нахлебников у них, очевидно, достаточно. А вот и наш лимузин.

Мы подошли к нашему скромному «плимуту». На лобовом стекле торчала бумажка.

– Видишь, все-таки не избежали тикета. А, нет! Это просто вежливый хозяин дома в последний раз убедительно просит не ставить здесь машину, так как он не может выехать. Представляю себе, как ему надоели посетители музея. Итак, мы сэкономили 15 долларов.

Я вырулил на Сити Авеню.

– Почему такая тяга к импрессионистам? – поинтересовался я. – За последние полгода выставка Монэ, выставка Ван Гога, выставка Сезана, не говоря уже о «Барнс Фаундэйшн».

– Легко объяснимо, – Леночка улыбнулась. – Это мощный ажиотаж, созданный аукционами «Сотби», «Кристи» и иже с ними. Широкая реклама, дикие цены, которые все время растут. Каждый покупатель картины чувствует себя и знатоком, и меценатом, и счастливым обладателем сокровища. Простым смертным, коих мы видели у входа, недоступен этот пир души и счастье обладания ценностями человечества. Но… – она сделала небольшую паузу, – но когда этот посетитель приходит в Museum of Art или в Metropoliten Museum, ему показывают Рембрандта, Хаальса и Вермеера, говорят, что это бесценные произведения, он преисполняется почтения, делает умную физиономию, прикладывает руку ко лбу козырьком, как Чапаев, щурится, цокает языком и вообще выражает полное понимание и ведет себя прилично.

Когда же он приходит на выставку импрессионистов, где картины выставлены на продажу, он их разглядывает, как будто они висят у него дома, и даже может потрогать, когда секьюрити отвернется, и мечтает о том, что и он мог бы когда-нибудь их приобрести. Богатые люди, покупающие эти полотна на аукционах, зачастую отличаются весьма умеренным пониманием живописи, однако обладание ими поднимает владельцев на высокий уровень. Это хитрый и чисто психологический бизнес.

– Знаешь, я вспомнил слова одного французского искусствоведа: «Одним из наиболее плодовитых художников был Коро. Он написал 3000 картин, из которых 10000 были проданы моршанами в Америку».

– Ты считаешь, что тут есть подделки?

– Я ничего не могу утверждать, но некоторые холсты наводят на размышления.

Мы ехали по живописному берегу реки Скукилс, очень напоминающему берег Днепра, от чего стало немного грустно, и я, чтобы отвлечься, ударился в воспоминания о великих мастерах живописных «fake» – подделок.

– Самой замечательной фигурой среди великих фальсификаторов был ван Меегерен, который подделывал холсты Вермеера Дельфтского. Он сам какое-то время проработал в Дельфте, блестяще знал технику старых голландских мастеров. Ван Меегерен покупал старинные холсты, смывал живопись, но сохранял подрамник, гвоздики и подоснову XVII века. Он пользовался рецептами грунтов и красок старинных художников, умел блестяще «состарить» картину, чтобы она покрылась патиной, краски потускнели и появились кракелюры. Все крупнейшие искусствоведы-эксперты признавали, что это холсты Вермеера Дельфтского.

Вторая мировая война застала его в Голландии, и единственным покупателем шестого холста, написанного ван Меегереном, мог стать только Геринг. И он продал ему этот холст, и опять эксперты признали, что он принадлежит кисти Вермеера Дельфтского. Война закончилась, и в 1945 году он был арестован по обвинению в коллаборационизме (расхищении народного достояния и пособничестве врагу). Процесс длился два долгих года. Ван Меегерен утверждал, что картины написаны им самим. Ему не верили. Был единственный способ, который бы мог убедить судей, – написать новую картину Вермеера Дельфтского. Он, под присмотром полиции, написал последнего, седьмого Вермеера. Суд состоялся в октябре 1947 года. Ван Меегерен получил год тюрьмы за подделку художественных произведений с целью наживы, а через два месяца он скончался.

К чему я все это говорю? Ван Меегерену и его коллегам работать было невероятно трудно – нужно было достать старый подрамник, холст, гвозди, грунт, специальные натуральные краски. Холсты надо было старить, покрывая темным лаком, нагревать до 120 градусов, чтобы образовались кракелюры и т. д. При подделке импрессионистов, пост-импрессионистов и более поздних художников всего этого делать не надо. Сойдут подрамники из любой древесины и любые краски. Нужно только передать почерк художника. Поэтому пошла лавина подделок картин. Сейчас количество fakes исчисляется миллионами, и вполне понятно, что ведущее место в этой лавине составляют импрессионисты, кубисты, ташисты, абстракционисты. Кроме того, при современном уровне полиграфии можно сфабриковать за небольшие деньги искусствоведческую книгу или каталог несуществовавшей выставки, включить туда подделку и разослать по библиотекам. Потом на эти издания можно сослаться.