Дмитрий Вощинин - Купола

И вот уже скоро двенадцать часов ночи на Святое воскресенье.

С началом темноты детей укладывали спать. Надя и её брат Леня очень боялись, что их вовремя не разбудят. Их подняли в одиннадцать часов, они успели одеться, и теперь очень радостные и торжественные, вместе со взрослыми, шли в ярко освященную церковь к «Заутрене». Там собралось уже много народа.

Служба проходила особенно торжественно и начиналась крестным ходом вокруг церкви, под разливающийся по всему городу звон колоколов и восторженное пение молитвы «Христос воскрес из мёртвых, смертию смерть поправ и сущим во гробе живот даровав!»

После «Заутрени» люди начинали «христосоваться»: целовались со словами «Христос Воскресе!» на ответное «Воистину Воскрес!».

Наденька и Лёня не сдерживали своего восторга.

Приятно было смотреть на счастливые лица.

Надя заметила, как многие юноши с удовольствием целовали молодых знакомых барышень, которые не могли отказаться после обращения «Христос Воскресе!».

Мало кто оставался после этого в церкви, хотя служба продолжалась. Все, весёлые и нарядные, спешили домой к праздничным столам с красиво украшенными разнообразными кушаньями. Этой ночью после «Заутрени» заканчивался Великий пост, можно было «разговляться».

Уже за столом обменивались впечатлениями праздника. Все ощущали приятное непередаваемое настроение бесконечного обновления. Дарили друг другу подарки. Каждый подарок привлекал внимание и шумно принимался с благоговением. Приятно было смотреть на одетых в красивые платья бабушку, маму, щеголеватого папу в тёмно-синем, так подходящем ему костюме, забавно наряженных детей.

Было уже поздно, когда дети отправились спать. Надя, проводив маму в её комнату, вернулась за бабушкой.

Столовая опустела. Пётр Александрович продолжал сидеть со своей матерью.

– Уже девять лет, как ушёл наш батюшка. Видел бы он, как выросли дети, его внуки.

– Да…Был бы счастлив он, Петенька. Но чувствую я какую-то тревогу. С ним бы было легче. Да, я тоже не вечна.

– Ну что вы, маменька.

– Тревожусь за Егореньку. Вот также, десять лет назад, я испугалась за него, когда отцу сказал, что не будет работать в торговле и обязательно поедет учиться в Москву.

Отец разгневался. Конечно, ему было непонятно, что дети хотят своей дороги в жизни.

– Да, отцу перечить было всегда сложно. Наверное, Георгий сильный. Я бы так не смог. Но в терпении… дух Божий.

– А сильным больше достаётся. и беды, в том числе.

– Бог с вами, маменька, неужто мы прогневали Его. Ведь Вашему благочестию и помощи Вашей искренней ближнему… Неужто, Он там не видит всё это.

– Дай Бог. Пойду к себе, помолюсь за всех…и за Егореньку.

Пётр Александрович, оставшись один, сидел некоторое время в раздумье. По лицу его было видно, что этот праздник принёс ему очередную радость познания окружающего. Выразить он этого не мог, но чувствовал, что это как поиск истины: влечёт и в руки даётся с трудом. Даже тревожные слова матери не могли затмить эту его уверенность.

Утром спали больше обычного. Часов в одиннадцать, все дети, нарядно одетые, во главе с Наденькой, шли с родителями в гости, «христосоваться», к маминой бабушке.

На улице было людно и празднично, очень звонко играли колокола во всех церквях и соборах.

Часам к двум возвращались домой, куда уже пришли Валентин Александрович с женой и дочерьми, жена дяди Георгия – тетя Александра с сыном Шуриком, приехавшими из Москвы накануне праздника.

Тётя Александра очень нравилась Наде своей энергией и неординарной деловитостью. Надя знала от взрослых, что она в своё время окончила Бестужевские курсы и была женщиной, по тем временам, весьма образованной. Тётя Александра занималась строительством собственного дома в городе, который, как казалось Наде, получился очень уютным, красивым и был со вкусом обставлен. Но постоянно она жила в московской квартире и собиралась окончательно обосноваться в городе после окончания войны и возвращения мужа.

Сначала слушали жену дяди Георгия, которая из московских газет рассказывала о трудностях армейской жизни, неудачах и о последних событиях на фронте, о волнениях в армии среди крестьян и рабочих. Здесь, в провинциальном городе, все изменения выражались только слухами и робкими сомнениями доморощенных горожан. Потом она читала письмо мужа из Вильно. Самого дядю Георгия Надя знала только по фотографии на бабушкином комоде. Она невнимательно вслушивалась в разговор и больше смотрела на бледного Шурика, который очень красиво рисовал кораблик с мачтами, якорями и каютами.