Станислав Хабаров - Юрьев день

– Не суетись.

Теоретик теперь напоминал ему выпущенного из бутылки джина. Но стоял он с таким обречённым видом, что Славка сказал:

– Чего стоишь на расстоянии двух световых лет? Подойди.

– Не всё сразу, – выслушал он жалобы Маэстро, – впишем тебя в расчет. И ты не ходи коровой. Мог бы объяснить, что не на экскурсии. А ничего куклуксклановец?

Славке «гибрид» определенно нравился. Маэстро попробовал взглянуть его глазами, но ничего приятного не нашёл. Тело станции состояло из нескольких отсеков, пережатых фланцами. Высокий конус двигательной установки делал её похожей на маскарадного арлекина в остроконечном колпаке. Крышки датчиков выделялись алыми пятнами. Но как он не смотрел, станция не волновала.

– О чём вы говорили? – спросил он. – О каком хвостике?

– Да, так, пичок ночью прорезался на телеметрии, хвостик сигнала. И всё затормозилось. Разбирались.

– Совсем не спал?

– Подремал чуток перед оперативкой. Сидя… Ты мне ответь: кто сидя спит? Ну, стоя – слон, лошадь, а сидя? Должен же кто-нибудь сидя спать кроме меня?

– Слав, ты меня извини. Я, может, не во время и не то сказал.

– Очухался. За это полагается канделябром. Ты почаще молчи. Ты не знаешь политики.

Политика состояла не в том, что нужно что-то замазывать и скрывать. Когда бы такое имело место, получилось бы чёрт-те что. Политика состояла лишь в том, что следовало помнить массу особенностей и обстоятельств, записанных по разному поводу или нигде не записанных, оттого, что «гибрид» доводился на ходу.

Ведущий Лосев считал себя центром объектовой политики. В подобном качестве он был на ТП впервые. До этого приходилось ему бывать лишь помощником ведущего. Более того, в отсутствие Главного конструктора он целиком отвечал за объект. Он чувствовал себя пауком в полотне огромной производственной паутины. Он ощущал её малейшее колыхание, и наоборот – собственное шевеление отзывалось по стране: В Краснограде, Москве, на НИПах – Евпатории, Тбилиси, Улан-Удэ, Петропавловске-Камчатском. Любая их задержка меняла планы сотен людей. И сроки были астрономическими, планеты не станут ждать.

Мелкие заботы, «гордиевы» узелки приходилось рубить с плеча. Заболел сборщик – менялись смены; постановщика эксперимента из Академии Наук не пускали в МИК. Один из научных приборов станции прибыл в контейнере, опломбированном не по правилам. Следовало подготовить акт и решить вопрос о дополнительных испытаниях. Звонили из Краснограда, требуя объяснить ночную задержку, и всё, естественно, на высоких тонах. А теперь на проводе дежурный с КПП [6]: корреспонденты приехали.

Приезд корреспондентов на запуск автомата был, если честно признаться, делом его рук. До этого «представителей органов пропаганды», как их именовали в переписке, допускали только на пилотируемые старты и никак не в МИК… Но этот пуск был для них необыкновенным, может одним из последних, и он сыграл ва-банк.

Готовящаяся в этот полёт станция значила для него многое. В отношении неё он чувствовал себя настоящим Папой Карло. Его «творчество» началось примерно полгода назад, когда Главный в обычном разговоре о дорабатываемом ракетном блоке вдруг спросил:

– А нельзя ли на него что-нибудь из готовенького?

И Лосев и предложил поставить «гибрид». Считали два варианта: к Венере и «Зондом» к предполагаемой планете, иначе в пустоту. Но Лосев не успокоился, издергал проектантов и баллистиков с экзотическим вариантом к троянским точкам, а Академия Наук просчитала пролёт над полярной областью Солнца, назвав его «Фаэтоном».

«Фаэтон», – морщился Лосев, – в этом вся Академия Наук. Это всё равно, что назвать себя умным и скромным. В КБ объекты называли попроще: «М» к Марсу, «В» к Венере, «МВ» – «гибрид» – к Марсу или Венере, доработанный вариант.

Лучше всего пустить было к Венере. Но венерианское стартовое окно не растянуть. А на этот раз из-за задержек в МИКе запасы были выбраны, шли, что называется, «на бровях».

Однако если основной вариант не выйдет, остаётся экзотика из запасных. А получится, грех не иметь под рукою пишущую братию. Но действуя подобным образом, он должен был скрывать свою инициативу. Главный не терпел «партизанских действий» у себя за спиной. Приехавшие журналисты напоминали теперь джина из бутылки. Он просил разместить их в городке, Ленинске, в часе езды до площадки. Он знал: они не успокоятся и терпеливо выслушивал дежурного. Иное волновало его, чутьем он чувствовал, что что-то в МИКе происходит без него. И посадив на телефон подвернувшегося проектанта, смотался на сборку узнать «как и что?»