Станислав Хабаров - Юрьев день

– По системе ориентации.

– Я вас попрошу, – вежливо ледяным голосом произнес ведущий, – покинуть сборочную площадку и не появляться на ней без разрешения дежурного по сборке.

Маэстро ещё раз ругнулся про себя и пошёл разыскивать Славку. Он нашёл его в углу за пультами. Он сидел на зеленом вытянутом ящике с каким-то верзилой в золотом пенсне. Перед ними были широкие, как простыни, схемы, и они попеременно тыкали в них пальцам. Возле них стояло несколько человек, наблюдая пикировку умов.

– Нет, вы мне скажите, как? – высоким голосом спрашивал мужчина в пенсне. – Вы мне скажите. Я готов принять любую рабочую гипотезу. Только скажите: как?

Славка думал. Он демонстративно думал. И все это понимали и вокруг спорящих стояла местная относительная тишина.

– Значит… так, – произнес Славка, и все инстинктивно придвинулись к нему.

В это время что-то зашумело на весь зал. Поток света хлынул в раздвигающийся торец здания. Длинные, огромными цилиндрами и конусами въезжали в МИК отдельные ступени ракеты-носителя, «лошади», как называли её здесь, которая повезет станцию сначала по земным окрестностям и вышвырнет за пределы Земли.

– Итак, – сказал Славка, поводя глазами, – объясняю данный эффект дефектом нашего мироощущения.

«В стиле двадцать пятого отдела», – подумал Маэстро.

Все внимательно слушали. Ориентаторы иногда позволяли себе громкие слова. Это шло, вероятно, от начальника их прибористов – Иркина, прекрасного оратора и говоруна. Но то, что так начинали говорить, одновременно означало: ориентаторы абсолютно уверены в себе.

– На эту метку, – ткнул Славка в схему, – куча команд повешена. И мы считаем: они одновременно выполняются, но отчего? Я предлагаю мысленный эксперимент – растянуть мгновение.

Вокруг стояла настороженная тишина. Только с установщика с противоположного конца зала доносилось позвякивание.

– Сначала вырубился вычислитель. По выключению его автоматом переходим в индикаторный режим. А в индикаторном что? Соображаете? В индикаторном прёт сигнал с датчиков. И в этот момент – «выключение режимов», питание вырубается.

Вокруг одинаково молчали, мыслили. Славка сказал «растянуть» и многие перемножали миллисекунды допуска на скорость телеметрической протяжки. Противоречия не было.

– А мы говорим «мгновенно», – Славка улыбнулся. – Налицо эффект словоблудия, неправильного употребления слов. Доступно?

Славка победно поднял голову.

– Может такое быть?

Кругом молчали.

– Может, но маловероятно, – сказал Маэстро.

Но на него даже не взглянули. Славка, должно быть, подумал: «Прислали союзничка, с таким не соскучишься. А здесь раз не попал, другой – не по делу выступил и в осадок выпал. А ориентаторов уважали до сих пор». Остальные не знали Маэстро.

– Ладно, – ответил верзила. У него было грубое, точно вытесанное из камня лицо и очки, как на дровосеке. – А почему раньше такого не было?

– А кто сказал: не было?

Славка взглянул поверх голов, увидел рыжего телеметриста, кивнул ему.

– Ну, что, – спросил, улыбаясь, – принес народу показать «хвостики»?

В руках у телеметриста был кусок особенной тонкой ленты, похожей на папиросную бумагу, на которой писалась телеметрия.

– Нет, – помотал головою телеметрист, – здесь иное, какие там хвостики, целый драконий хвост. У ДУСов [5]биения.

– Показывай.

Через ленту шла жирная, бьющаяся кривая.

– Нет, – отстраняясь, промолвил Славка, – этого не может быть.

Славка давно уяснил себе несложную истину, которую сформулировал себе так: «объект всегда прав». Сколько не повторяй, про себя или громогласно при всех: «Этого не может быть», ничего не изменится. Нужно действовать. Прежде всего найти ведущего. Именно он в подобной ситуации способен нанести наибольший вред: звонить в Красноград, информировать, жаловаться, порождая панику и суету. И будешь не столько работать, сколько отписывать и отвечать на звонки. Заблокировав ведущего, нужно было поспешить в архив – отобрать необходимую документацию. Ибо такова природа невезения – всё начинает работать против тебя. Затем собственно разбираться и между тем занять теоретика. Теоретик в подобной ситуации становился бельмом на глазу. Ещё вчера он искренне радовался: «прислали союзника», а теперь бы не поскупился, чтобы теоретика не было на ТП. Вадим ему, помнится, как-то сказал: слушаешь Зайцева, который вчера только с дерева слез. И получалось, что Зайцев – не тот, кому стоит в серьезном довериться. Возможно, он просто из разновидности графоманов теоретического плана и может только считать и катать теорию не по существу. Его следовало ограничить. И Славка сказал: