Юрий Михайлов - Колесница (сборник)

– Уходите с машины, прыгайте на землю! Они в лесу, стреляют!..

Прыгнул, присел на корточки, потом, согнувшись в три погибели, пошел вперед. Вижу, что впереди меня маячит Пал Палыч. Догнал генерала.

– Что? – спрашиваю.

– Моя машина. Чувствую, они раскусили ее слабость. Они первым взрывом подбросили ее, уложили набок, а потом шарахнули на полную мощь… Видимо, противотанковую мину или мощные артснаряды заложили.

– Ну и что? Она, вон, лежит, почти целехонькая! – я это буквально прокричал, не желая верить, что мои догадки подтвердились.

– Они из нее вакуумную бомбу сделали, – сказал генерал. – Внутри там месиво…

Мы подбежали к машине одновременно: солдаты с БТРа вместе с охраной встали полукольцом, не подпустили меня и других из колонны к машине. Генерал подошел вплотную к открытой двери, постоял меньше минуты, отвернулся и буквально заковылял к кювету. Его не рвало, он задыхался без воздуха. Один из помощников протянул ему спрей-бутылочку, генерал направил ее в рот, нажал два раза на крышку, задышал глубже. Потом он сел на траву, руки отставил далеко назад, чтобы развернутой грудью было легче дышать. Я присел рядом.

– Не ходи туда, – сказал Пал Палыч. – Там поотрывало все: руки, ноги, все ломано-переломано… Бедная девочка! И Витька… генерал хренов…

Таких изуверских взрывов я больше не видел, хотя слышал рассказы очевидцев, что боевики раскалывали как орехи эти военные чудовища. К счастью, никто из министров-силовиков ни разу не пострадал. Их попросту не было в тот момент в машинах.

– Надо все менять, – сказал я, – стратегию, тактику… Надо всю идеологию менять.

– Что, прикажешь сейчас в аул врываться и народ выводить на площадь?

– Я про идеологию говорю. А у тебя охраны перебор. Не выйдет у тебя ни хрена ни с доверием, ни с поддержкой. Так и будут днем называться местными помощниками, а ночью – боевиками.

Обиделся Борода, даже отвернулся от меня. Но у него не было другого ньюсмейкера, которого он знал бы так же, как меня, и с которым объездил бы пол-Чутни. Он сказал после длинной паузы:

– Вот ты и подумай, что надо менять! Что мы в идеологии не так делаем? Да мало ли чего…

К этому разговору мы вернулись уже по возвращении в столицу, после траура, слез, захоронений. У Фатимы был маленький сын, у водителя – четверо, у Гусева – двое детей. Вот так вот за раз семерых сирот приобрели.

– Пал Палыч, – сказал я, когда мы остались с ним вдвоем, – надо делать ставку на лидера. Надо человека найти: авторитет, известность, ну и все такое прочее. Я тут с бывшим проректором Чутнинского университета встречался, хорошим историком, и мы долго говорили о столетней войне в их местности. Он прямо сказал: приблизил император местного лидера – успокоил народ на долгие десятилетия. На курорт сюда, конечно, не ездили из столицы, но тишину в крае приобрели…

– Да понял я тебя! – бросил в сердцах Борода. – Я об этом тоже думал. Скоро покажу тебе человека. Правда, есть закавыка: он в прошлом – боевик, в бандформированиях был главным по религиозной части.

– Ничего себе… Хотя, мне кажется, это даже хорошо. Больше доверия будет.

…С ним я работал над его выступлением с трибуны Совета Европы. Просил его:

– Ты не волнуйся, Ахмад! Это не проблема. Все, что мы сочинили с тобой, ты будешь читать по бумажке. Но, чтобы не растеряться, давай выучим речь наизусть. Или хотя бы близко к тексту…

Выучил он текст легко. Текста он не боялся, боялся вопросов, которые обязательно должны были последовать. Совет Европы интересовало одно: не очередную ли марионетку подсунула Москва в лидеры неспокойной местности. Он чувствовал это, как говорится, кожей, не хотел позора. Гордый был.

Я тоже не хотел позора, поэтому сказал, шутя:

– Бойся вопросов от женщин!

– Ты шутишь, Андрей, а я – отдувайся!

– В Совете много энергичных женщин. А впрочем, давай поменяемся! Только языка вашего я никогда не выучу, стар уже. А ты прекрасно говоришь по-русски.

Он вернулся из Совета Европы с триумфом. При встрече в VIP-зале Шереметьевского аэропорта я сказал ему:

– Знаю, что тебе поверили даже женщины. А я – восхищаюсь тобой, Ахмад! Но говорю это без Пал Палыча, чтобы не обидеть аксакала. Он тебе об этом сам скажет, вернувшись от журналистов.

Скоро новый лидер Чутни встал на ноги, создал свое правительство, всяческие структуры, и мало-помалу надобность в моем товарище, большом генерале Пал Палыче Бороде, отпала. В тот же день и час отпала надобность и во мне.