Устав от полного и совершенного Счастья, я неслась погреться в ближайший подъезд, и туда же прибегали другие дети, и мы вместе ждали, когда хоть чуть-чуть оттают варежки, и неслись назад. Родители разбирали нас по домам в полной темноте, потому что мы, естественно, никаких часов не наблюдали!
На следующий сезон горка так и не появилась. И это, наверно, хорошо. Потому что я за тот год сильно выросла, и, скорее всего, спуск с нее уже не показался бы мне достаточно длинным, чтобы ощутить полное Счастье.
Таким был один из волшебных моментов моего детства.
Я уехала из Черемушек в пятнадцатилетнем возрасте, – родители купили кооперативную квартиру на другом конце Москвы. На протяжении многих лет я так и не нашла времени – да и не испытала потребности – посетить мой двор. В двадцать семь лет я уехала в Израиль. Еще через четыре с половиной года я провела месяц в Москве – мое кратковременное возвращение было вызвано желанием навестить родных и друзей. И вот, когда этот месяц уже заканчивался, мне пришла в голову идея навестить двор моего детства. Это было достаточно странно, потому что на протяжении всей юности я ни разу не испытала этого легко осуществимого тогда желания. А теперь я вдруг ощутила потребность замкнуть некий круг. Заключить в замкнутый круг квадратную геометрию моего детства…
И я сделала это. Я приехала на станцию метро Академическая и еще раз прошла пешком исхоженный некогда до стертых подошв путь до моего бывшего дома.
Я увидела двор. Мало того, я увидела издалека входящую в наш подъезд мою бывшую закадычную подружку Олю.
Я не окликнула ее. Я не знала, о чем мы с ней можем сейчас говорить. Мало того, я боялась, что она не захочет позвать меня к себе. Ну, мало ли по каким причинам… Я не хотела ставить ее в неудобное положение.
А предательство я простила. Я уже знала к тому времени, что предательство можно прощать – почти всем, кроме избранных. Кроме тех, кто не имеет права его совершать, потому что решает в жизни другие задачи, более сложные, и эти задачи ему доверены именно потому, что он никогда не сможет совершить предательства. Оля к ним не относилась.
Я окинула взглядом двор. Левая, «взрослая» часть. Правая – территория детей. Потом повернулась к той стороне квадрата, которая отгораживала внешний мир, хаос, кирпичный завод. Эта линия тоже была поделена на части: левая – каток, правая – холмы строительного мусора за гаражами. Когда-то на границе между ними существовала таинственным образом возникшая горка, символизировавшая реальное, осуществившееся детское Счастье. Счастье, просуществовавшее недолго, растаявшее естественным образом, вместе со снегом, и поэтому не оставившее по себе горечи, несмотря на то, что оно больше не возвращалось…
3.
Все, что написано до сих пор, представляет собой абсолютно правдивые мемуары, изображение декораций и событий моего детства, в том виде, в каком я их запомнила. Любителей мемуарного жанра я считаю себя обязанной предупредить, что, начиная, со следующего абзаца, его законы будут непоправимо нарушены. Мало того, дальнейшее описание относится уже совсем-совсем к другому жанру. По законам нашего мира, в нем нет ни слова правды. Вот и все. Мое дело предупредить.
…Темнело. Пора было направляться к метро. Я прошла напоследок за гаражи, чтобы взглянуть на мусорные холмы, в которых когда-то закопала свою копилку. Может быть, я ожидала озарения, надеялась, что вспомню точно то место, где зарыт пластмассовый кубик с наверняка не нужными мне теперь монетками? И тут мир сместился, отодвинулся в сторону, и я оказалась совсем в другом месте.
Я думаю, что мне удалось туда попасть, потому что теперь я смотрела на свой двор со стороны. Я больше ему не принадлежала. Именно поэтому мне и дано было наконец взглянуть на него как бы в целом. Очень быстро, в ту же секунду, как попала туда, я поняла, что это за место. Более того, я вспомнила, что бывала там. Просто память об этом не хранилась ни в одном из полушарий моего мозга – ни в левом, ни в правом. Она вообще не имела отношения ни к каким полушариям. Так же, как и то место, где я сейчас оказалась, не относилось ни к одной стороне дворового квадрата, в котором было заключено мое осознанное – и неосознанное – детство.
Но этот мир существовал в книжках, которые я читала! А также в пленках диапозитивов, которые мы с сестрой смотрели по вечерам в комнате при погашенном свете, на белом экране, который вешался на стенку. Этот мир был параллелен обычному. А параллельные, как известно, не пересекаются. Нужно выйти куда-нибудь в пространство Лобачевского, чтоб увидеть сразу два параллельных мира. Вопрос, как туда попасть… Наверно, вот так, как я сделала это тогда – уехав в другую страну и полностью растворившись в новой жизни, где твоего детства просто не было, а потом совершив оттуда рывок в это самое детство…
Читать дальше