Олег Веденеев - Жизнь прес-мы-кающихся. Сборник рассказов

Вызвал пресс-секретаря к себе, жахнул рукой по столу так, что бедняга сошел с лица, поймав в воздухе пресс-папье с медведями:

– Где интернет?! Где мои рейтинги?! Для чего я блог веду в…

– …В лайвджорнале, – трепетал подчиненный. – Месяц назад вы отменили в аккаунте премодерацию и набрали кучу лайков.

– Во чё творю! – рявкнул Павианович, не поняв ни слова. – Чтоб завтра! Мне! Из интернета! (пресс-секретарь пытался робко возражать) …Хорошо, послезавтра! Но чтоб профессионалка!

Раздухарившись, он весь вчерашний день томился ожиданием встречи с представительницей прекрасной виртуальной половины СМИ и, видимо, перегорел, а сегодня расслабился, поддался старческой дремоте, усыпляющей даже базовые инстинкты…

Пока Илона мариновала гостью в приемной, он изучал справки, разложив их как столовый прибор. Искрой мелькнул в документах какой-то «кон-дом» (конечно, это был «дот-ком»). «Корреспондент Шмаль Ванесса Карловна». («Конечно, псевдоним. Звучит как «мамзель На-на».) Он еще дочитывал справку, когда, повинуясь воображению, перед глазами заструились в безумном канкане юбки, замелькали подвязки школьниц времен его детства и скрывающее нехитрые тайны нижнее бельишко. И вот на выхваченном софитом из темноты месте уже солирует «мамзель Шмаль»! Чаровница поворачивается к нему спиной, нагибается, задирает юбку, задорно двигает полушариями в лайкре, манит глазками из-под канотье и родинкой над пухленькой губой…

В мечты как в тонкий сон ворвался посторонний звук. Губернатор встрепенулся. В дверях стояла молодая женщина и тихонько стучала костяшками пальцев по косяку. («С хорошей фигурой. Повыше Илоны. Только грудь поменьше, но это ее не портит. А взгляд дерзкий».) Анна Романова, сотрудница пресс-службы. Пресс-секретарь прислал. («Сам побоялся, шельма!») Павианович сделал вид, что щурится на Романову по-отечески, хотя сам буквально ел ее своими сальными кабаньими глазами. («Ах, эти крепкие маленькие грудки, плоский животик, ноги биатлонистки!») Знай губернатор мифологию древних, он, пожалуй, сравнил бы Анну с Артемидой – богиней-охотницей, чья верная рука не раз выручала его на прямых телеэфирах. Она вся светилась энергией, словно внутри ее мускулистого, спортивного тела под смугловатой кожей горела маленькая китайская фабрика фейерверков. Хотя карие глаза под белокурой прядью слегка косили, а на носу прописалась россыпь веснушек, она была прекрасна! И сегодня она пришла со Шмалью…

– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – заверила Романова.

– Может, я как раз хочу поволноваться, – пококетничал с ней губернатор и обратился к Илоне: – Давай, зови уже!

Секретарша пошла к двери, покачивая бедрами и цокая каблучками. Знала, чертовка, что он всегда провожает ее взглядом, жадно щупая глазами филейную часть и точеные ножки. («Все-таки хорошо быть губернатором!») Павианович сглотнул слюну и молодцевато крутанул кресло: кабинет закружился перед его глазами, в настенном зеркале отразился силуэт незнакомки.

И вот он, сладкий миг!

…Предупреждая момент вожделенной встречи, надо сказать несколько слов о том, что все женщины, до которых Павианович, как вы уже поняли, был охоч, ему самому, в силу возраста, частенько представлялись в извращенном кулинарном виде. Если родная жена давно стала бутербродом с ветчиной, то, узрев однажды в бассейне женскую сборную ЮАР по плаванию, он готов был поклясться, что знает, сколько ванили в каждом из этих эклеров. Романова вызывала ассоциацию с сочным цыпленком на гриле, Илона – с ромовой бабой, ароматную рыхлость которой компенсировала мармеладка. И вдруг… Увидев Шмаль, губернатор скривился так, как будто его заставили съесть лимон!

Редко, но встречаются на среднерусской возвышенности этакие подбитые экземпляры, чей внешний вид отражает состояние их души. Они определенно женского рода, но неопределенного возраста. Предпочитают нормальной одежде жутко модные в их понимании обноски. У них вечно сползает с плеча бретелька. Фигура подростка, но шея и огрубевшая кожа рук выдают зрелую женщину. Рот приоткрыт в страдальческой полуулыбке, за тонкими губами виднеются желтенькие зубки. Глаза спрятаны под очками. Шмаль закрыта, зашорена, замурована, живет своей секретной жизнью, в которой она также несвободна, обременена неврозом, прорывающимся наружу неухоженными ногтями и кутикулами. Она боится признаться в том, что это не от избытка творческой энергии, а от недостатка мужчины. Она имеет «гордость», размер которой пропорционален количеству глупости под перхотью.