Мария Каменецкая - Сахар на дне чашки. Повесть, рассказы

Денис жил с бабушкой и дедушкой. Куда делись родители, друзья не спрашивали, чуя, в свою очередь, трагедию, о которой боялись узнать. Бабушка и дедушка кормили Дениса кашей и супом, а также рассказами о скорой кончине кого-нибудь из них. Хотя старики были бодры и, по большому счету, не старики даже, Денис старался жить так, чтобы не расстраивать их покалывающие сердца и ноющие поясницы.

– Побыстрей бы в тепло, – ныла Лиза, – Побыстрей бы, чтоб хорошо все было.

– Ну скажи, скажи, как жить дальше, как жить в этом противоречивом мире? – говорила Лана, – Во что верить? Куда идти, скажи? Куда идти девочке, красивенькой девочке, волевой такой, умненькой и, такой, о-оч-ень честной, если она не хочет замужа, а хочет свободы?

– Ого самооценка, – заметил Денис.

– А что такого? Вы слышали, что теперь выпускников вузов будут штрафовать, если они работают не по специальности? Слышали? То есть если я не хочу работать в туризме, а хочу, может, овощами торговать – все, штраф! – продолжала Лана, то трезвея, то уплывая.

– Пофиг вообще, – Таня подремывала, забравшись на скамейку с ногами и положив под голову Денисову куртку.

Всех сегодня развезло.

– Если задуматься, в этом есть здравое, это самое, здравое зерно, – встряла Лиза.

– Так было всегда, и каждый на своем месте, – сказал Миша и икнул, – Во веки веков.

– Во-во, полная х-ня, – отрезала Лана, – Про здравость мне мама втирает, про место – папа. Х-ня – и то, и это.

– Ого, – опять удивился Дениска, – Чтоб Лана Таранта дважды матернулась за пять секунд… Великий день.

– Вы ее плохо знаете, – усмехнулась Таня, – Вы вообще невнимательные. «Уж полночь близится, а близости все нет».

– Ну и юмор. Куда уж нам, – сказал кто-то из мальчиков.

По домам, наконец. Попрощались быстро, сдержанно, не размазывая слова. «Крошки, целую ваши ручки». «С днюхой, Татьяна!». «На связи». Не на сто лет прощались.

Увидятся раньше, чем соскучатся.

Дома у Лизы грохотал телевизор, пахло жареной картошкой, в обеих комнатах, на кухне и даже в ванной орал свет. Вышла лохматая, как старая болонка, мамаша.

– Садись есть, где тебя носит, – скороговоркой сказала мать.

– Я не голодная.

– Да не хочу, мам, мы с ребятами шашлыков наелись, – Лиза говорила тихо.

– Так, две ложки. И поговорим заодно, как ребята, расскажешь, да я оголодала, тебя жду, посиди со мной, я не могу есть одна.

Лиза вздохнула, послушалась. Села. Запихала в рот дольку масляной, пережаренной картошки. Мать бухнула майонеза и кетчупа, сидела наворачивала.

– Что ж ты, целый день не ела? – спросила Лиза.

– Конечно! Когда одна, кусок в рот не лезет, – сообщила мать с набитым ртом. – По телевизору интересные передачи были. Оказывается, есть специальная метода – за месяц можно выучить десять языков. Надо попробовать тебе.

– Ага.

– Ага-ага. Когда ж ты уже порадуешь мать.

Лиза сполоснула тарелку, налила себе чаю.

– Отец звонил. На границе застрял, говорит. И чего они там возят, что их держат по трое суток?

– Это не они, это наша таможня.

– Не знаю, вечно ты его защищаешь, короче, скоро будет. Глянь, Лизон, что купила.

Недавно Лизина маман увлеклась искусственными цветами, так что по квартире были расставлены букеты из пластиковых роз и бумажных хризантем. Сегодня к искусственным цветам мать добавила пластмассовые красные яблоки – украсила ветхое трюмо в прихожей.

– Ну! – сказала мама, – Красота!

– Фу! – отрезала Лиза, – Кошмар! Ты хоть, не знаю, посмотри журналы по интерьеру.

– Вот сама и смотри!

Еще немножко – Лиза отлично знала сценарий – и мать понесет на слезы. Она подожмет губы, пойдет трагическими пятнами и, наконец, разрыдается: «Стараюсь-стараюсь, а в ответ что слышу. Вот сама и украшай, как хочешь, я не против, я только рада буду, если хоть кто-то поможет».

Действительно, мать краснела и пухла, как комар, напившись крови.

– А ведь от вас только слышишь «фу» да «фу», а я так надеялась – будет муж-кормилец-помощник, будет доча-умница-помощница-красавица…

Не выдержав, Лиза метнулась к себе в комнату и хлопнула дверью: от картошки мутило, да и от остального тоже.

В квартире у Мишы было тихо; у них почти всегда было тихо. Родители любили роскошь и излишества, но на домашнем общении экономили – дома отдыхали. Миша кинул ключи на трехногий столик в прихожей, объявив о своем возвращении. Ноль эмоций.

Тихо тикали дубовые часы, откуда, по преданию, должна была и кукушка вылетать, только Миша ее ни разу не видел. Побулькивала мультиварка на кухне; на такой блестящей металлической кухне, что куда ни глянь – наткнешься на свое отражение.