Григорий Родственников - Двадцать копеек. Сборник рассказов

На лице Ивара появился звериный оскал, он рассмеялся:

– Вы сказочник, капитан Никоненко. С удовольствием бы послушал вас в другое время, но сейчас не тот настрой. Я потерял любимую жену.

Бедрис начал медленно пятиться задом. Капитан с усмешкой следил за ним, потом устало произнес:

– Если вы думаете, что я буду гоняться за вами, Ивар Янисович, по этому грязному кладбищу, то ошибаетесь. Я просто пристрелю вас. Или это сделают мои ребята. В этом случае придется помучиться, ибо они приучены стрелять по ногам. Прошу вас вернуться. Я еще не закончил.

Ивар скрипнул зубами и сделал несколько шагов навстречу полицейскому. А тот невозмутимо продолжал:

– Благодаря видеозаписи, нам даже не пришлось проводить у вас на квартире тщательный обыск. Яд вы хранили в спичечном коробке. Маленький бумажный коробок, на котором шариковой ручкой вашим почерком написано слово «любовь»… Странные у вас представления о любви, или это любовь к убийствам?

Ивар тряхнул мокрыми кудрями, глаза злобно сверкнули.

– Что вы понимаете в любви, грубый полицай?! Любовь – это свеча, которая не может гореть вечно! Свеча, обжигающая руку того, кто ее зажег! Она оставляет болезненные ожоги. Эти ожоги – память о минутах блаженства! Любовь – это роза, будоражащая сознание и заставляющая вдыхать ее аромат снова и снова, но лепестки ее опадают со временем. И лишь совокупившись с солнцем, она обретет новый царский убор. Но это будет уже другой цветок! Любовь – это…

– Хватит! – прервал его оперативник. – Я с удовольствием послушаю ваши философские инсинуации в салоне теплого автомобиля. А под дождем мне этого делать не хочется. Шагайте, гражданин Бедрис.

У дверей микроавтобуса Ивар внезапно остановился.

– Подождите. Вы хотите сказать, что этот придурок частный детектив все видел от начала и до конца?

– Именно так.

– Видел и даже не попытался остановить меня?

Бедрис запрокинул голову и громко расхохотался.

– Так вот, что я вам скажу: эта гадина во сто крат хуже меня! Вот кто настоящее чудовище!

Отец умершей, слышавший весь разговор, стоял, сжимая кулаки. Потом неуклюже опустился на землю. Губы его посинели. Он схватился рукой за сердце и стал медленно заваливаться на спину.

Кто-то истошно завопил:

– Скорую! Вызовите кто-нибудь скорую!

Полицейский микроавтобус, урча мотором и подскакивая на колдобинах, неторопливо выруливал с кладбища. А вслед ему с фотографии на могильном кресте глядела миловидная белокурая женщина с большими грустными глазами.

За рваной занавесью тумана тускло полыхнула молния. Дождь усиливался…

Иннокентий умел нравиться женщинам. Красивый независимый с загадочной улыбкой, притаившейся в уголках пухлых губ. Он небрежно

дымил сигареткой, прихлебывал из пузатого бокала пиво и читал стихи:

Анжела пожирала его взглядом голодной волчицы и временами забывала дышать. На Николая она даже не смотрела.

Чтобы привлечь к себе внимания, Николай громко зааплодировал. Девушка бросила на него негодующий взгляд и даже сжала кулачки.

А Иннокентий, лениво смахнув сигаретный пепел в наполненную окурками пепельницу с воодушевлением продолжал:

– И почему же? – Нарочито громко спросил Николай, вновь делая попытку переключить внимание на себя.

Кеша казалось только и ждал этих слов. Театрально разведя руками, он с пафосом произнес:

Николаю стало тоскливо. Он столько дней безуспешно пытался понравиться Анжеле, дарил цветы, дежурил возле ее подъезда и вот, когда она, наконец, согласилась поужинать с ним, появился друг детства. Вездесущий Кешка. Поэт и жизнелюб. Нет, Николай больше не злился на приятеля. В конце концов, эта девушка не для него. Романтичная изысканная с хорошими манерами и тонким вкусом. Вон как на Кешку смотрит. Глазки так и горят. И Иннокентий ей подходит. Оба высокие стройные. А он? Конопатый крепыш, почти с нее ростом. Да еще хромой.