Бразервилль - Глаза слижут лоси (сборник)

Душно – грязное месиво
Вместо спрута весеннего,
Тонешь в чьей – то депрессии,
Пьёшь похлеще Есенина.

А зимой не мешалось. И
Мнёшь чинарики скверами,
Лично вскормленной жалости
Поражаясь размерами.

Хоть метель не метелится
И мороз не морозится —
В пробужденье не верится,
И зудит переносица.

Где бы скрыться от сырости,
От прокуренной ругани.
Что успел ты там выгрести
Из аптечки напуганной?

Тяжесть неба топорного
Созерцается склерами.
Те, кто выпил снотворного,
Пробуждаются первыми.

На стрижке, Порфирий с обидой в душе
Отметил, следя за повадками Людки,
Что здесь до него обслужили уже
Десятки, а может быть сотни ублюдков.

В кафешке он был далеко не вторым,
Давился какой – то заморской консервой,
И слёзы бежали по щёчкам сырым,
Что он у разносчицы очень не первый.

Куда бы он, жалкий, в сердцах ни пошёл,
Кого бы ни встретил: каргу или фею,
Везде с ним обходятся нехорошо,
Бросая куском на жужжащий конвейер.

Порфирий, уняв сумасшедшую прыть,
В притонах укрыл оголённые нервы
И любит, кого невозможно любить.
И в этом он тоже, похоже, не первый.

Мы искали себе пространство другое,
Мы искали себя за бортом,
Где тепло и свежо, где сладость покоя,
Где мы сможем построить свой дом.
Мы искали, мы ищем, мы убегаем;
Экология, паника, смерть.
Где другой организм, планета другая?
Где нас примут? О, боже, ответь.
Мы бы взяли какой – нибудь мир на вырост,
А затем разнесли бы войной.
Во Вселенной шалит космический вирус.
Бог не ставил прививки больной.

На площади Ленина рыженькая художница
Напишет портрет карандашный за десять минут.
И вместо того, чтобы мимо пройти, поёжиться,
Присел к ней на стульчик, авось её руки не лгут.

Она забралась под броню, так никто не заглядывал,
Я вздрогнул, обмяк, приколоченный парой гвоздей.
Шуршал карандаш ненасытно и даже обрядово,
Кромсая меня, совмещая куски на листе.

Я кашлял, потел, и сжимало меня до судорог
Внутри. Проходящих людей сливались мазки.
Казалось, глаза из нахлынувших морем сутолок
Считали меня за эскиз и порханье руки.

Когда, наконец, конопушка чертёж отхудожила,
Мучительно выдохнув, будто услужливый джин;
Предстало лицо на моё ничуть не похожее —
Оно было слишком красивым, весёлым, живым.

Свернул свой портрет и побрёл холодными лужами,
Прелестнице что – то неясное буркнув с тоски.
На пристани замер, действительностью контуженный.
Так вот ты какой, под бронёю живущий, танкист.

Раскладушки продавлен овраг,
Дочь не спит, повернувшись к стенке
Там, за стенкой не толще ковра,
Мама дарит любовь за деньги.

Может, папа оставил семью,
Как бельё оставляет пятна,
Потому что не только ему
Отдавалась любовь бесплатно?

Эй, дыхни, кто рабоч и охоч,
Кто способен ещё на подкуп.
Где – то кем – то обласкана дочь,
Мама дарит любовь за водку.

Вспоминает и плачется мать,
В богадельне снимая пенки —
Дочке некогда внуков рожать,
Дочка дарит любовь за деньги.

Шаги шуршали в уютной прихожей,
И руки шарили. Вспенился свет.
Пришёл супруг, или просто прохожий
Забрёл в квартиру на запах котлет.

Свои так бережно входят без стука.
«Любимый, здравствуй, покушать найди.
Устал сегодня?..» – зевала супруга
У ноутбука, крутя бигуди.

«Любимый» даже не хмыкнет, не ухнет,
Угрюмой тенью расшастался тут,
Сопя и горбясь, пробрался на кухню,
И молча ужинал двадцать минут.

Жена пыхтела о срочной работе,
И с ноутбуком легла, как доска.
Нарочно, или на автопилоте,
Прохожий лёг рядом в потных носках,

Туманным взором обвёл ягодицы,
Укрылся, и в тот же миг захрапел.
Никто не вникнул, какая он птица,
Да и к чему восполнять сей пробел;

Растает утром родной прохожий,
Уйдёт в окоп или в штаб командир.
Какая разница, Петя, Серёжа
Дополнит к ночи одну из квартир.