Осенью четырнадцатого года, когда обострилась до белого каления и людской юшки ситуация в соседней республике, Алексей Анатольевич чего-то вдруг вспомнил, очевидно, под чем-то незримым влиянием и по чей-то указке, о своей позабытой активной гражданской позиции. И, естественно, нашёл он возможность без проблем преодолеть полузакрытую границу. Только вот местные оппозиционеры встретили его не так, как того Алексею хотелось – после тёплого приёма последовал отнюдь не ожидаемый им триумф и выступление с борта броневика перед покорной ему толпой, а плен.
С конца октября и по начало декабря об Алексее почти ничего не было слышно; Марина в Москве совсем извелась в своих переживаниях, успокоил её лишь один единственный Алексеев звонок из Киева. Голос был у него добрый; супругу свою он утешал и успокаивал; говорил, что не страдает, и что его непременно отпустят, как только настанет пора. Настал уж и декабрь; улицы городов завалило снегами и тематической предновогодней рекламой, а вестей от Алексея всё не было… Марине позвонил совершенно неожиданно отец Алексея, её свёкор, и сообщил, что Алесей прилетит в Ростов-на-Дону такого-то числа. В спешке собравшись, прихватив с собой лишь самое необходимое, Марина вылетела из Москвы, обители богов, меж градами первой…
…Суетились в зале аэропорта разномастные люди.
Какая-то девушка, рыжая, зеленоглазая, бледная, обнималась и крепко целовалась в губы с двухметрового роста парнем кавказской внешности, небритым и агрессивным на вид.
– Спасибо, спасибо тебе, что прилетел. Поехали ко мне скорее, – говорила девушка, повисая на шее у своего избранника.
– Надеюсь, твой мой муж действительно в командировке. А то получится как в прошлый раз… – отвечал ей грубоватого вида парень.
– Не получится, поверь мне, Слава и правда в Сибири.
А чуть поодаль от этих двух молодых людей стояла нелепая полная женщина, навьюченная бесчисленными авоськами, которая рыдала, тряслась, беседуя с кем-то по мобильному телефону.
– Что делать? Что делать? Как мы теперь без него жить будем? Как же так? Как же его убило? Куда пойти?
Женщина всё тряслась и продолжала задавать бесконечные безответные вопросы.
Наискось от женщины стояли двое мужичков простой русской наружности, и заметно было, что они подшафе. Они что-то шумно, притягивая к себе внимание, обсуждали, похлопывая друг друга по плечам и пошатываясь одновременно.
– Эх, Серёга! Какой же ужас там у них! Как? Как такое вообще возможно?
– А что с них взять-то? Что с них взять? Украина – страна шлюх.
– Э, братишка, ты чего такое говоришь? Так нельзя! А как же… как же матерь городов русских, например, и всё такое?
– Дак я об ихних девочках. Все они уже здесь почти что. И красивые, и дешёвые! Как они говорят? Гарные? Да, гарные, гарные дiвчини…
– Э, шельмец! Куда загнул! Знаю я тебя, ходока…
Марина оглядывала всех этих людей, столь разных. Она была в некоторой мере растеряна, и её обычно озорные карие глазки теперь выражали лишь озадаченность.
Марина вспоминала, как пролетала она над заснеженной, во мраке и в сполохах редких огней, Россией. Из окошка самолёта почти ничего не было видно. Был уже поздний вечер. Оставалось лишь угадывать ландшафты, простирающие на тысячи километров, в тысячах метров под самолётом. Иногда лишь видно было, как самолёт пересекает грозовой фронт, кромкой крыла срезая верхушки облаков.
Замело до крон русский лес. И не видно было под снегом, к каким породам принадлежат деревья: всё едино.
Состоянье спячки так похоже на кому, если не сказать прямо – на смерть. Но ведь странным, непостижимым образом подымется вновь от земли, пробудится заново природа. Снова перед нами в цветении своём возникнут тополя, берёзы и хвои.
Так и русский человек – чего только не случалось с ним за последнее столетие; по собственной ли глупости, по сговору ли врагов попадал он в беду, но всё равно сдюживал и выживал.
Замело до макушки русского человека. И не было порою видно под спудом житейских неурядиц века, какому сословию принадлежит тот или иной русский: всё перемешалось.
Состоянье междоусобиц и безвластья так похоже на кому, если не сказать прямее – на смерть. Но ведь странным, непостижимым образом всякий раз поднимаются от земли, пробуждаются заново русские. Снова перед нами в расцвете своих идей появляются крестьяне, дворяне и духовенство.
Русская земля отличалась поразительной красотой природы и не менее поразительной стойкостью этой природы в её борьбе с суровым климатом. Русские люди, казалось, вобрали в себя это качество, эту удивительную выживаемость.
Читать дальше