Андрей Русавин - Как млад Иванушка-Дурачек крапиву рубил

Вступил я на паперть, зрю: двери. Калачем двери заперты, кишкою бараньей задернуты.

Тутытька аз, шустрый хлопец, догадался, калач переломил да машинально съел, кишку собачонкам отдал. Собачки и отступились.

Вошел я в церкву. В ней всё-всё расчудесное, понимаешь: паникадило-то репяное, свечи морковные, образа пряничные. А чаемого банана – ну нет как нет, однозначно! Ну, я и осерчал! Эх, тутовона аз и выразился: крепко, по– нашенски!

Ну, хорошо, выскочил заспанный поп толоконный лоб, одет в ризы соломенные. Попин [68] Попи́н – поп. присел – блин и поел! Ныне уж не упомню, кто – кого: пресвитер – блина, или блин – иерея!

Удивился я, Ивашечка-дурачечек, таким чудесам, ну и далее поковылял. Посеменил, неизменно голодающий, выискивать себе чудного жребия – полного живота. Гамбургеров домогаюсь! На пепси-колу облизываюсь! По ма… ма… ма… манго вздыхаю! По фейхоа! Но особенно – по банану! Всегда! Аз каков ни на есть, а охоч усё трескать. Где дерябно да трескатно – тудась аппетит меня у… у… устремляет!

И пополз аз по бережку, по бережку всё кисельненькому. А кезюк-то [69] Кезю́к – пузо. , кезюк: бу… будто кто в кезеве [70] Ке́зево – пузо. на бу… бу… буль… буль… бульдозере гонит!

А я всё пресмыкаюсь да пресмыкаюсь себе, по-пластунски пресмыкаюсь! Дождь вымочит, солнышко высушит, буйны ветры голову расчешут. Прикольно! Спячка не охватывает, дремуха не охмуряет, едево [71] Е́дево – еда. из головы не выходит.

Полозил [72] Поло́зить – ползти. , полозил, зубоцками звякал; дополозил до первого, второго, третьего, четвертого, пятого, шестого, седьмого неба, споткнулся о золотой кирпич, валявшийся подле какого-то монументального долгостроя, выпалил свой подробнейший комментарий да и замечаю: ходит зде [73] Зде – здесь. бык печеный, в одном боку нож точеный, в другом боку вилка. Подле расхаживают рюмка и горилка, песни горланят, прохожих бьют да буянят. Кому надо закусить, изволь резать да кроить! Аз и возрадовался!

Ну, и где распитно да трапезно на Руси? Мабудь, на небеси?

Нет, ну нет, нет, нет на небеси этого – как бишь его? – банана! Ни шофёру, ни пешему, ни конному, ни крылатому не достичь! Однозначно, понимаешь!

Как начался белый свет, было мне от роду семь лет.

Жил я со своим родным дедушкой, звать дедушку – Мирошка. У дедушки Мирошки денег не было и трошки. Дедушка тогда еще не женился, а батька мой еще не родился.

Жили мы в палатах куда как богато: от наготы и босоты ломились шесты!

Жили хоть в нужде, да припеваючи: нужда и плачет припеваючи!

Богачи едят калачи, да не спят – ни в день, ни в ночи; а мы – чего ни хлебнем, да заснем!

Богатый не золото ест, и мы не камень гложем.

Да и что нам золото, светило бы солнышко!

У нас и два гроша – куча хороша; у нас одна копейка – и та ребром. Так нам не о чем тужить, как нечего прожить. А коль денег ни гроша, так слава хороша. Не от того мы оголели, что сладко и пили, и ели; а, знать, на наши денежки прах пал.

Боже мой, Боже, всякий день то же: солнце встанет – хочется есть.

Батька мой, который тогда еще не родился, жил не ровно: хлеб есть – так соли нет; соль есть – так хлеба нет; а я, добрый молодец, жил с дедушкой Мирошкой ровно: ни хлеба, ни соли. Только во сне я хлеб-соль и видел: хлеб-соль и во сне хорошо.

Боже мой, Боже, всякий день то же: полдень приходит, обедать пора. Бывалоча реку дедушке:

– Деда, а деда! Надо бы пообедать!

– Так хлеба нет! – отвечает дед.

– А кнут есть?

– Есть.

– Айда собак гонять!

И всё-то у нас на месте было: двор-то под окошком, крапива у порожка, изба-то у ворот, тольки задом наперёд.

Двор-то у нас кольцом, три жердины конец с концом, три кола забито, три хворостины завито, небом накрыто, а светом обгорожено, горюшком обхожено!

А изба-то у нас большая: на первом венце – порог, на втором – потолок, двери и окна буравом наверчены. Хоть сидеть в избе нельзя, да глядеть гожно.

А в избе-то у нас – горница. Наша горница с Богом не спорница: на дворе тепло – и у нас тепло; на дворе холодно – и у нас холодно!

А в избе-то у нас – печь. Наша печь – из одного кирпичика! На печи в решете – три засушинки!

Словом, дом у нас – полная чаша. Всё есть, только птичьего молока нет. Мило тому, у кого много всего в дому.

Лошадей было много: шесть кошек езжалых, двенадцать котов стоялых.