Андрей Русавин - Как млад Иванушка-Дурачек крапиву рубил

Вот пробегчает бежью дервие крапивия мимие, увидало меня, покатывается со смеху да примолвливает:

– Я стреклива [19] Стрекли́ва – от стрекать (жалить). , я пырлива, я тебе, гарный парубок, пяточки обстрекаю! Ишь ты, Одихмантьев сын, меломан, понимаешь! Не вздумай меня, дурачище, крошить, вали отсель! Я – всему головища!

– Как не вздумай крошить?! – варначусь [20] Варна́читься – сердиться, петушиться. . – Худое дервие с корнем вон! Мне кисленьких штей-то, поди, еще пуще хотче! Ото щей добрые люди не валят!

А крапивия надо мною паче прежнего насмехается! Стращает:

– Ужо я те улью штей на вилку-то, дурашман!

А вслед за тем древоньком крапивонькой бабоньки да девоньки дуют, в крапивицу прыг-скок – дитяток в крапивочке стараются нашарить! Ой как надобе! Шарят, шарят, а на меня фу… фу… фу… фунт невнимания, хотя я им и хриплю: не требуется ли, мол, мое посильное вспоможение?! Одна лишь какая-то старая-престарая старушонка, внученькой на могучих плечах несомая, глянула на меня, заверещала: «Да-с, да-с, несомненно-с!», руки ко мне протянула, но носительница не обратила на это ни малейшего внимания и понесла верещащую ношу дальше! И сделалось мне на тот бабняк да девняк несколько даже обидно!

Шанулся [21] Ша́ну́ться – кинуться, шарахнуться. я на крапивцу со своей гилки [22] Гилка – древесная ветка. , да оплошал, всуе толькя оземь грянулся!

А в глуши стоит древице цветом зелено; в этом древице четыре угодья: первое, больным на здоровье; другое, теми свет; третье, дряхлых, хилых пеленанье, а четвертое, людям колодец – смекни: шо сие? [23] Отгадка: береза (банный веник; лучина; бере1ста на горшки; бере́зовица – нацеживаемый весною березовый сок, который, перебродив, образует сладковатый напиток). Вот воссел я на суку того древия в засадции. Ну чрезвычайно надотка! Восседаю на сучишке, тюлюкаю [24] Тюлю́кать – тюрю́кать, насвистывать, напевать; петь пташкой. , как Соловеюшка-правовед, да вызираю: не пробечит ли где бежма древцие крапивция мимце? Сидю на ладу [25] Сидеть на ладу – наготове. , засиделся, холзыкаю [26] Холзыка́ть – некрепко сидеть; скользить. – да и принялся тихо петь: «Есть одна хорошая песня у соловушки…» (слова Сергея Есенина, музыка Александра Матюхина).

Вот пробечает бегушком древцо крапивцо мимцо, увидало меня, ржет да присказывает:

– Я язвлива, я бодлива, я тебе, клёвый хлопец, ягодицу изъязвлю, однозначно! Не дерзай меня, дурик, кромсать! Ибо я – всему, как ты сам понимаешь, калган! Эх ты, Одихмантьев сын, отпрыск юриста!

– Как не дерзай кромсать?! – юрюсь [27] Юри́ться – яриться. . – Худое древцие с корнем вон! Мне штей-то добрых, поди, еще шибче того всхотелось! Щи добрые люди, однозначно! Отец родной, юрист, надоест, а щи не надоедят, понимаешь!

А крапивция надо мною еще наипаче того хахалится [28] Хаха́литься – смеяться, хохотать. ! Грозится:

– Ужо я те улью штей на зубочистку-то, дуролопа!

А вслед за тем древочком крапивочкой девчужки да бабчужки мчатся, в крапивчину мечутся – чадушек в крапивченьке рыщут! Ух, до зарезу треба! Рыщут, рыщут, а ко мне не проявляют никакого пи… пи… пи… пиетета, хотя я им и шепчу: обдумываю, мол, не след ли оказать остро нуждающимся незамедлительное содействие! Одна тличко какая-то дряхлая столетняя старушенция, которую на носилочках тащили дебелые санитарки, глянула на меня, сковырнулась со своего ложа, ладошкою помахала, пролопотала: «О, йес!», но медсестры насильно на носилки ее уложили и швидко уволокли! И ощутил аз на тех девчищ да бабчищ сильнейшее ваз… ваз… возмущение!

Хлянулся [29] Хля́нуться – кинуться. я на крапивчищу со своего сучища и хочь ожегся весь, зато древище крапивищу сгоряча оглоушил! Так ей и надо! Стоит древице крапивица, не зашелохнется, понимаешь! Больше она уже никуда не бегчит! Впредь она уже ничему не башка! Пусть теперь ей будет весьма огорчительно! Но зато уж обстрекала мне треклятая крапивка и ушки, и пятки, и ягодицу, и то, что спереди, однозначно! Ну, я так и присел! И сразу же вскочил! И заорал благим матом, но по большей части – неблагим оным же!

Тут я топор из-за пазухи как выхвычу! Да как замахнусь! Да как рявкну:

– Ах! Посеку тебя в капусту, вкусный куст! Мне вкусненьких штей отчего-то ну страх как хотится! Ах, были б щи солоненьки да горяченьки – вот тебе и вкус!

А крапивца-то надо мною уже и не смеется, дурачком не обзывается, а горючими слезами обливается, села, нет – на колени пала, у меня, дураша беспощадного, пощады просит! Токо тщетно!