Станислав Сметана - Окна

Ещё не оглядываясь назад, полулежа во втором ряду сдвоенных сидений, он ощутил, что был здесь один. Обернулся. Примерно двенадцать-тринадцать рядов кресел и занавеска, традиционная чуланная занавеска из плотного материала, которая закрывала следующую секцию или что-то ещё. Она тоже чуть-чуть колыхалась, скорее не от внутреннего движения воздуха, а оттого, что поезд раскачивался. Справа от первого ряда сидений были такие же портьеры, уходящие, соответственно, в помещение справа. Планировка была несколько необычна для вагона поезда, но тогда, да и потом тоже, его это не особенно занимало.

Он поднялся. Ощущение было такое, что он выспался, но это не ощущение «выспался и сейчас утро», а «выспался и сейчас вечер». Он был уверен, что человек, живущий ночью, а спящий днём, при пробуждении испытывает более приятные ощущения. Это ощущение спокойствия и неторопливости, даже какого-то воспарения над миром. Однако важно проснуться самому, а не по будильнику или под другие звуки. Для такого пробуждения необходима либо полнейшая тишина, либо монотонные звуки (стук колес соответствовал этой цели как нельзя лучше). Он проснулся сам. На часах было 19:28, 28-е сентября, вторник.

Отодвинув занавеску на ближайшем окне, он вгляделся в в заоконный смутный сумрак. Какие-то деревья, луга, в отдалении леса – типичные пейзажи центральной России. Он вспоминал, что когда-то в далёком детстве, когда родители впервые взяли его с собой в турне по Европе, он ожидал, что там должны быть чуть ли не пальмы, ну уж если не пальмы, то какие-то другие необычные деревья. Нет, сплошь такие же сосны и берёзы, тогда аж тоскливо стало. Так что он мог быть где угодно, просто чёрт знает где, но представил, что находится километрах в 200–300 к югу от Москвы. Поезд продолжал движение со скоростью 90—100 км/ч. Огней не наблюдалось. Ему было комфортно и спокойно. Ему было очень хорошо в одиночестве. Одиночество – это не существование в изоляции. Одиночество – это когда никто от тебя ничего не ждёт. И ты ничего не ждёшь от мира. Это состояние идеального баланса.

Подняв глаза к небольшому электронному табло в передней части салона он понял, что находится в 8-м вагоне. Далее виднелась информация: «Ориентировочное время прибытия в Орёл – 21:34». Через два часа то есть. Он понятия не имел, зачем он вдруг едет в Орёл. На сидении, на котором он спал, лежала зимняя синяя дублёнка и старый, но очень любимый вязаный шарф, который давно бы следовало выкинуть. 28-е сентября, Центральная Россия, зимняя одежда? Что же с ним произошло? Куда он едет? Или откуда бежит?

В кармане был обнаружен железнодорожный билет, весьма мятый и затёртый. Его имя с номером паспорта, пункт отправления – Москва Курская, 28-е сентября, 16:54. Пункт прибытия – Авыр-Ин-Чзу, 29-е сентября, 05:12. То есть через девять с половиной часов. Ему, разумеется, был присущ топографический кретинизм, как и большинству погруженных в себя индивидуалистов, но основные крупные города России, стран постсоветского пространства, чуть хуже – Европы, он знал. Также имел понятие о типологии названий населённых пунктов в зависимости от национально-родового признака. Про Авыр-Ин-Чзу он бы сказал в первом приближении, как о чём-то китайском, хотя совсем не знал китайского, так что, скорее всего, заблуждался на этот счёт. Итак, 12 часов на поезде из Москвы на юг – это должно быть что-то типа Воронежской, Ростовской областей, или какой-нибудь Харьков на Украине, даже скорее Харьков, если я еду из Москвы через Орёл. Представляя карту железных дорог, он мог с уверенностью предположить, что там должны быть потом Курск и Белгород. Но вот никакого Авыр-Ин-Чзу он ранее на картах не встречал, и как-то оно не совсем к месту. Хотя может это какое-нибудь маленькое поселение на малороссийских просторах? Поселение какого-нибудь монгольского нацменьшинства, к примеру. Но раз там останавливается поезд дальнего следования, не такое уж оно и маленькое. Странно, он подумал – при нем совсем не было багажа. Он продолжил изучение билета – такой маленький обрывок, а сколько информации. Почти нанотехнологии. Далее: «Тип вагона – купе, вагон номер 14, место 17». Он был, судя по информационному табло в восьмом вагоне, спал на местах 3–4, и это было явно не купе в классическом понимании его. Итак, почему зимняя одежда (он в неё не влезал раньше середины ноября), в какой такой Авыр-Ин-Чзу он едет и почему проснулся в восьмом, а не в четырнадцатом вагоне? «Не забывайте тёплую одежду» – вспомнились откуда-то ему фраза, а также произносящий её голос, словно из динамика. И звук удаляющихся от него каблуков. На миг ему показалось, что он на самом деле едет в четырнадцатом, а Он, который здесь – это вовсе не он, но тут же эта мысль была отметена за несостоятельностью. И тут он обнаружил инструкцию. Неприметный листок А8, со следами сложенности вдвое, лежал на полу: